И попробовал. Один бокал попробовал, второй. Подружился с сомелье. Он мне и третий налил. И тут я думаю, а где это мои жена и сын? Смотрю, сын слоняется без дела с одноклассником, а жена стоит и разговаривает с пожилой дамой и ее, по-видимому, мужем. Дай, думаю, подойду, поразговариваю. Не все же время с сомелье разговаривать...
Подошел. Разговор, конечно, идет светский. То есть американцы расспрашивают жену про Путина. И жена им бойко отвечает и для пущей убедительности жестикулирует.
Я говорю:
– Если вы не прекратите говорить о Путине, я начну говорить о Буше, а это может плохо кончиться.
Американцы говорят:
– Мы и сами не можем понять, как так получилось, что нами восемь почти что лет руководил идиот...
Я говорю:
– Тогда лучше давайте о Путине. Потому что я за этого, как вы выражаетесь, «идиота» – голосовал...
Они говорят:
– Да мы тоже.
Тут хозяйка бутика подходит и говорит:
– Ну как, вам нравится мой магазин?
– О, – говорим, – конечно! Замечательный просто магазин. Прямо глаза разбегаются.
Жена спрашивает:
– А как вообще бизнес?
Хозяйка отвечает:
– Ой, постучите по дереву! Очень неплохо, знаете ли, идет наш бизнес.
И видя, что жена ни по какому дереву не стучит, говорит:
– Вы все-таки по дереву постучите!
Жена говорит:
– Вы не волнуйтесь, у меня глаз добрый.
– Ну, тогда хорошо, – говорит. И отходит.
Я стою с бокалом красного вина, и американцы говорят:
– Если вы не хотите говорить о Путине, то хотя бы скажите, как вам нравится вино?
Я уже раскрываю рот, чтобы похвалить словацкое вино и заодно хозяев бутика за предоставленную возможность пощупать сыр и дорогие вещи, как моя жена, у которой действительно обычно добрый глаз, производит какое-то импульсивное движение, которое завершается контактом с моей рукой, держащей бокал со словацким красным вином, и этот бокал взмывает ввысь!
И, согласно физическим законам, его содержимое выплескивается, и фонтан багровых брызг притягивается к земле. Я заливаю рубашку, сорок пар джинсов по шестьсот, несколько курток по две тысячи, немеряное количество свитеров по триста-четыреста, кожаное пальто (боюсь сказать за сколько) и другой ассортимент.
Кроме того, я заливаю пожилую американку, одетую в Дольче Габбана, ее мужа-мебельщика, свои практически новые туфли и белоснежную шаль своей жены, чего особенно жаль.
– Ёлы-палы, – с неподдельным удивлением говорю я. – Вроде бы небольшой бокал, а я, кажется, облил тут все.
– Саша, – говорит моя жена, – мы им испортили «мерчандайза» тысяч на десять!
