Я продолжаю ездить рядом с этим местом, и постепенно там вырастают контейнеры-бытовки, в которых поселяются смуглокожие строители. Экскаватор вырывает котлован, который через несколько дней наполняют дожди, и смуглокожие не работают, курят и скалят яркие белые зубы.
Проезжая мимо, слышу разговор. Один поджарый, а другой – покруглее, с заметной складкой на животе.
– Спартсмэн! – завистливо говорит один.
– Щюплий очэнь, – с сомнением возражает другой.
– А ани такими и бивают. Вся мощь – в нагах, – и он сгибает в локтях обе руки, демонстрируя завидные бицепсы.
Они тут живут. Ждут, пока высохнет котлован. Затем появляются металлические фермы, преобразовавшиеся за ночь в кран, появляются арматура и бетонные конструкции…
С тех пор я начинаю обращать внимание на все заборы. И на то, что на них написано.
Это называется «уплотнительная застройка». Когда внутри сложившегося квартала находят место, чтобы втиснуть еще пару домов. Если подумать, это наверно лучше, чем строить новые районы за городом.
При этом по телевизору каждую неделю говорят о трещинах домов и провалах грунта. Какое-то время назад говорили, о провалившемся в центре доме. Кажется, никто не пострадал – в старом двухэтажном особняке были то ли офисы, то ли ремонт и был выходной день. Я так и не понял, как он провалился: полностью на два этажа или только чуть-чуть, где-нибудь на полметра, – съемки были путаные, а скоро место провала закрыли высоким забором. Не знаю, насколько правда, но, опять же говорят, что под городом есть огромные пустоты и какие-то разломы, на которых вообще нельзя ничего строить выше пяти этажей.
Впрочем, много всего говорят. Например, о подземных ходах под всем городом. Или о тайных ветках метро, идущих в том числе и к тому загадочному объекту, к которому я выбрался в день бури. Или о мутирующей в грязных реках и прудах рыбе, не имеющей уже ничего общего с природными экземплярами.
Конец июля.
Неделю я живу на даче.
После продолжительной тишины пришла эсэмэска, и я поехал в Кратово. В старом дачном поселке с трудом отыскал нужный дом. На звонок из-за зеленого забора появилась грузная широколицая женщина лет шестидесяти пяти. Я сказал, что было нужно сказать, и она отвела меня в маленькую комнату, которую сдавала в сезон – ничего лишнего и ценного. Комната выходила на большую террасу. Тут я поставил у двери велосипед и облюбовал просиженный диван, рядом с которым стопками лежали двадцатилетней и большей давности журналы. Переселение было таким спонтанным, что удивляться некогда было.
