Пришла я, а она совсем черная и квохает, и этта, реверберация в грудной клетке. Туберкулез, в лагере подхваченный, ее доконал. А я от нее подхватила. Но обнаружилось позже. Я худая, маленькая, только глаза, как два фонаря, горят. От внутреннего жара. Туберкулезу легко было меня схватить. Я говорю ей без церемоний: у вас же есть сын, есть или нет? Есть, кивает. А где он? Кто его знает, он только ночевать приходит, и то не всегда. Вор, хулиган, бандит, спрашиваю, уверенная. Повела головой из стороны в сторону: нет-нет-нет, ты что, на третьем курсе автодорожного института, в гараже пропадает, у них частная лавочка, они машины чинят, только никому. Почему ж тогда у вас никакой роскоши и просто благополучия, это ведь хорошо оплачивается, говорю. Нет ответа, отвечает. И, поразмыслив: должно, потому что дурак, его часто обманывают. А почему вы не научили, чтоб не обманывался? А потому что я учила его другим важным вещам, а этой и еще нескольким не успела.
Выяснилось, вы все дураки: ты, Миха и Береза. Три товарища. Миха и Береза из автодорожного, чей гараж, ты из геолого-разведочного, сопляки. Потому вас обманывали. А вы из удовольствия возиться с чужими машинами, за полным отсутствием своих терпели и всем отстегивали, от милиции до пожарной охраны, от сторожей до декана, кто разрешение на работы в гаражной мастерской давал. Я прилетела, как богиня возмездия, узнав Михино имя и адрес вашей лавочки. И вы окрутили меня в два счета. После чисто женского общества ваше чисто мужское вчистую выигрывало, прости игру слов. Короткое время еще не знала, в кого из трех влюблена: в тебя, Миху или Березу. Стала вашей девочкой на побегушках: разводной ключ подай, пива принеси. И подавала, и приносила, даром, что старше кого на три, кого на четыре года. Единственное, чем могла взять, веселым нравом и филологическими байками, недаром мамаша называла балаболкой. И взяла, судя по тому, что приняли в товарищество. Поездив в свои экспедиции и узнав лиха, разного-всякого, кроме единственно, как говорится, простого девичьего счастья (с этим настолько не выходило, что завязала узелком желания), нисколь не капризничала и никого из себя не строила, запросто став в вашей компании не четвертой, а четвертым. Это уж когда через год палочку Коха во мне нашли, а Ефросинье Николавне оставалось всего ничего жизни, вы вдруг от своих предельных скоростей опомнились и увидели, что я рядом с вами девушка, и у меня есть чувства, и у вас они есть, у всех троих. Но ты первый назвал меня Пат.
