Апсихе стояла, повернувшись спиной, в прозрачных белых горах на самой красивой горе, ее ласкала незнакомая гармония и неспешность. Мозг, который выродится или уже выродился, бодро спал там, где кто-то вот-вот пробудится на его месте.
И снега и горы, где стояла Апсихе, смотревшая неподвижным взглядом прямо перед собой, заговорили и начали рассказ о чем-то новом, еще никогда не слыханном. Апсихе почуяла, что кто-то прислушивается. Кто-то тихо слушал, как бьется ее сердце. Апсихе немного растерялась, но только совсем чуть-чуть, и не двинулась. Взяла единственный здесь имевшийся цвет – цвет гармонии, вытянула руку и стала рисовать. Рисовала, как сама поворачивает голову туда, где кто-то прислушивается.
Чтобы лучше почувствовать, увидеть и услышать, в каком направлении рисовать изгиб позвоночника, в каком направлении находится тот, кто тихо и внимательно слушает, Апсихе попросила самый громкий звук, какой можно было услышать вокруг, не шуметь. Распрощалась, только на этот раз совсем легко, без усилия и жеста, с теплой, мягкой косточкой авокадо, покачивавшейся в груди, и рисовала дальше. Своей рукой гармонии она рисовала, как ее позвоночник поворачивается влево, вокруг своей оси. Только совсем легко, без движения. Теперь ее лицо было на стороне спины, а затылок остался с другой стороны, на стороне груди.
В абсолютной тишине своего тела она нарисовала гармоничный поворот головы, размяла руку гармонии и продолжила рисовать. Рисовала, пока взгляд, до сих пор направленный прямо перед собой, вдаль, не стал опускаться. Опускаться туда, где был кто-то, о ком до сих пор эти горы не рассказывали. И в тишине, только совсем легкой, без жеста, Апсихе почувствовала, что приближается к знанию того, кто там тихо прислушивается.
Однако руке гармонии, рисовавшей опускавшийся взгляд, не достало гармонии. И рисунок должен был прекратиться, только совсем легко, без жеста. Когда остановилась рука гармонии, взгляд тоже остановился на полпути, так и (по крайней мере пока) не задев глазами того, кто мог слушать, как бьется остановленное и отреченное сердце.
...
Согрейся для меня, остынь для меня, потом отвернись от меня и вытяни назад руки, я их выверну и положу на землю, чтобы мы могли присесть, сяду, согреюсь для тебя, остыну для тебя, отвернусь от тебя и вытяну руки назад, ты выверни их ногами, вонзим их в песок, положим на них доску, тогда поиграем в «Кто будет королем», я замолчу, послушаю тебя, ты замолчишь, послушаешь меня, и заспорим, будем плеваться кровью, тогда песок нагреется для нас, остынет для нас, побреем ноги, соединим все четыре, обложим их листьями, это будет наш дом, еда в твоем животе согреется для меня, остынет для меня, еда в моем животе согреется для тебя, остынет для тебя, тогда сбросим животы, плечи и шеи, зажжем из них огонь, огонь для нас согреется, для нас остынет, полыхая пламенем, вцепимся в лицо друг другу, чтобы не унес ветер, тогда рассыплем зубы, сложим из них башню-маяк для заблудившихся лодок, вынем из лиц глаза, чтобы не нанесло в них песка, положим в карманы, сдерем скальпы и накроемся ими, бери мою руку, ну чего ты ждешь, бери мою руку, почему не отвечаешь, почему молчишь, не может быть, что я так просто тебя убила, наверное, это был не ты, проклятье, откуда столько самозванцев.
