Наполеон, этот дальновидный деспот, по-своему покровительствовал наукам. Еще во время Директории его избирают членом Института. Во время Египетского похода он гордо отмечает в заголовке своих прокламаций: «Бонапарт, главнокомандующий, член Института», и позже в статьях прихода своего цивильного листа Наполеон на первом месте помещает: «Жалованье его величества императора и короля в качестве члена Института — 1500 франков». Прекрасно отдавая себе отчет в роли и значении науки в развити капиталистического производства, Наполеон умело использует ее и направляет в духе своей экономической политики. Стендаль справедливо замечает, что «в ту эпоху какой-нибудь аптекарский ученик, копошась в своих пилюлях и пробирках в задней комнате магазина, думал про себя, скатывая пилюли и фильтруя жидкости, что если бы он сделал какое-либо открытие, то мог бы стать графом с 50 тысячами ливров дохода».
В 1813 году двадцать три члена Института заседают в сенате. Зоолог Ласепед — великий канцлер «Почетного легиона» и пятьдесят шесть кавалеров, баронов, графов и князей, получивших эти титулы от императора, являются членами Института. Ампер же остается в стороне от всего этого потока почестей и золота. Это находит свое об'яснение как в его изолированной, замкнутой, оторванной от реальной политики жизни, так и в его антибонапартистских — настроениях, которые, несмотря на его крайнюю осторожность в политических высказываниях, были хорошо известны наполеоновской полиции.
Только в 1814 году, уже после падения Бонапарта, Ампер избирается в члены Института на место умершего Боссю.
Хлопоты, связанные с избранием, отнимают у Ампера много времени. Он пишет: «Я бодрствовал большую часть ночей, чтобы приготовиться к моему курсу, тогда как дни проходили в визитах членам Института, в приготовлении заметок и извлечений из моих работ, необходимых для того, чтобы сделать очевидными мои права на избрание в члены Института».
Избранный 28 ноября 1814 года в первом туре голосования, он тотчас же пишет Бредену. «Все так сложилось, что я могу быть на мгновение счастлив; но сколько к этому примешивается сожалений…» И далее в следующем письме: «Когда я был неуверен в своем избрании, я переходил от страха к надежде, был занят расчетами и визитами. Теперь я сам упал с высоты и ничего больше не вижу в жизни… Я надеюсь встряхнуться и работать с прежним пылом… сперва над математикой, а затем над психологией, где, мне кажется, я разрешил важные проблемы».
