Директор, по-видимому, ждал ее. Эдне даже почудилось, что, когда он ее увидел, в глазах у него мелькнула
радость. Он поспешил к ней навстречу, поздоровался,
почтительно поклонился, что никак не вязалось с его людоедскими повадками. Когда директор склонился перед
Эдной в поклоне, стоявший за его спиной Чарли Уэлш
многозначительно подмигнул ей.
Но сюрприз следовал за сюрпризом. Директор попросил Эдну представить его сестре, занимал девушек разговорами и всячески старался проявить любезность. Он
даже предоставил Эдне отдельную уборную, возбудив
тем жгучую зависть трех крикливых дам, в обществе которых она переодевалась в первый вечер. Эдна не могла прийти в себя от изумления, но встретившийся ей в коридоре Чарли Уэлш пролил свет на эту загадку.
— Здорово! — приветствовал он ее. — Вы, я вижу, в
гору пошли. Царицей бала стали!
Эдна весело улыбнулась.
— Наш-то, — не иначе, как он думает, что вы репортерша. Я чуть не лопнул со смеху, глядя, каким ягненочком он перед вами прикидывается. Ну, а теперь скажите
по совести, начистоту, вы не по этой, не по газетной части работаете?
— Я же рассказывала вам, как меня встретил редактор, — возразила Эдна. И, по совести, это была чистая
правда.
Однако Любитель-Уникум с сомнением покачал головой.
— Мне-то, конечно, наплевать, — заявил он. — Но если
вы в самом деле репортерша, тисните несколько строк
обо мне, сами знаете, как это делается, для рекламки.
А если и не репортерша, что ж, вы и так симпатичная девица. Но что вы не нашего поля ягода — это уж факт.
После выступления Эдны — на этот раз она исполнила
свой номер с хладнокровием ветерана — директор возобновил атаку; наговорил ей кучу любезностей и, расплывшись в любезной улыбке, приступил к делу.
— Надеюсь, вы обойдетесь с нами не слишком сурово? — спросил он вкрадчиво. — Не обидите нас, верно
ведь?
— Ой, что вы! Никогда не соглашусь опять выступить. Даже не уговаривайте, — отвечала Эдна с наигранным простодушием. — Я понимаю, что мой номер понравился, но и не мечтайте меня заполучить. Я, право же,
не могу.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — в голосе директора прозвучали прежние грозные нотки.
— Нет, нет, ни за что, — упрямилась Эдна. — Эстрада — слишком большое напряжение для нервов, во всяком случае для моих нервов.
Явно озадаченный директор подозрительно посмотрел
на девушку, но настаивать больше не стал.
Однако в понедельник утром, когда Эдна явилась к
нему в контору получить деньги за свои два выступления,
он в свою очередь ее озадачил.
