-Не ваши заботы, - повторил Зарипов.
Да, возможно, он прав - не мои.
Никто из нас не сказал 'до встречи'. Хорошо, ведь лично я не хотела бы этой встречи.
Бритоголовый попридержал дверцу для меня. Поправив на плече сумку, я заторопилась прочь от 'БМВ', от ее пассажира в бежевом мятом костюме, с пледом на ногах, от жабоподобного Зарипова, от бритоголового парня.
- Соня! Соня, ты в порядке? - Я опустилась на корточки перед племянницей и стала лихорадочно ощупывать ее, гладить, убирать белокурые локоны с лица, с белых, как две жемчужины, щечек. Коснулась не проколотых мочек, шеи, подбородка, запястий.
- Харизма, прекращай, - Соня хихикнула.
- Он ничего тебе не сделал?
- Не-а, - Соня покачала головой. - Мы были в океанариуме.
- Я же сказал, умирать не надо, - осклабился Кирилл.
Я медленно развернулась к блондину, все еще держа руки на талии племянницы.
- Не поняла.
- Умирать не надо, - повторил блондин. - Синоним 'тики-так'.
Я смотрела на блондина, пытаясь понять, издевается он или нет.
- Кирилл, скажи, ты имеешь что-то против меня?
- Нет, если ты не имеешь ничего против моего имени.
Мне как пробки выбило.
- До лампочки мне твое кретинское имя! Понял, блин? Идем, София, нам пора.
Обычно я не называю племянницу полным именем. Обычно я не ругаюсь при ней. Сегодня день, полный сюрпризов.
Прежде чем я отвернулась, я успела заметить, что лицо Кирилла исказила искренняя злость. Подводя итог, спешу телефонировать, что знакомство прошло на 'ура'.
Как только мы с племяшкой отошли на достаточное расстояние от Кирилла (впрочем, по отношению к таким, как он, любое расстояние будет недостаточным), я стала ее торопить. Тащила ее вперед, вперед, вперед. Соня молча повиновалась, моя рука, стискивающая ее ладошку, была красноречивее любой зачитанной петиции.
На автобусной остановке я остановилась, чтобы перевести дыхание. Сев на скамейку, достала пачку сигарет, чиркнула колесиком. Руки дрожали. Не говоря ни слова, Соня села рядом, положила ручки на коленки и стала высматривать автобус.
В мозгу, вместе с ревущей в ушах кровью, колотилась мысль: 'Милый Боже, как лапки муравья, как веточки, - ноги шимпанзе высохли. От них почти ничего не осталось - бежевые штанины да нечто почерневшее, засохшее внутри. Высохли, как проклятые веточки на дереве, в которое ввели токсин'.
Как дважды два я знала следующее: ночью шимпанзе отвезут к реке и бросят в воду, этакий тотем из плоти и крови для донных рыб, и песок взметнется маленькими атомными грибами, когда его ноги-веточки поцелуют дно. Откуда знала? Глубинные ощущения. Такие же глубинные, как и место, в котором скоро окажется шимпанзе, однажды полюбившее темноволосую девушку.
