Неподалеку от Тихомира стояла ладья со снятыми парусами. Кормчий Фролка, не замечая утлой лодчонки, забившейся в камыши, осматривал судно, и что-то напевал себе под нос. Затем он прошел на корму и начал потихоньку вытягивать плетеную рыбацкую снасть. Внятно послышались громкие восклицания:
— Есть! Есть чего подать на стол… И лещ, и судак и щука. Ну и озеро! Черпни лаптем — рыбину вытянешь.
Весело рассмеялся, и этот жизнерадостный смех отвлек Тихомира от тягостных раздумий.
А Фролка вдруг озаботился:
— Эх, будь ты неладна! За якорь зацепило. Снасть порвет.
Кормчий принялся, было, стягивать сапоги, дабы затем прыгнуть в воду, но тотчас услышал:
— Погоди! Я отцеплю от якоря сеть!
Тихомир выплыл из камышей и, подгребая веслом, подвел свой челн к правому борту корабля.
— Укажи место якоря.
Фролка подумав, что из камышей появился какой-то местный рыбак, произнес:
— Вовремя же ты появился… Зришь цепь? Давай чуток еще вперед. Только веслом не цепляй. Порвешь!
Не раздеваясь, Тихомир нырнул с челна в воду и долго не появлялся на ее поверхности.
Кормчий забеспокоился:
— Уж не водяной ли парня утащил? Спаси его, Перун!
Крещеный Фролка то обращался к Господу, то к Перуну, верховному богу киевских и новгородских язычников.
А случайный молодой рыбак всё еще не появлялся. Так и есть, водяной утащил! Вон как утки и гуси над камышами вспорхнули. Надо самому снасть спасать.
Фролка широко перекрестился и бухнулся в озеро. И в это время из воды высунулась мохнатая зеленая рука.
Кормчий, плывущий к месту скинутого с ладьи якоря, и вовсе оробел. Рука водяного! Парня утопил, а ныне и за него, Фролку, примется.
Повернул от нечистого места к берегу, истошно заорал дурным голосом:
— Помоги мне, бог Перун, избавится от водяного!
Оглянулся на крик:
— Куда ты? Держи свою сеть!
Кормчий обомлел. Да это же рыбак! Плыл с концом сети в правой руке, весь заволоченный вязкой тиной. И как он смог столь долго в воде продержаться?!
Фролка поплыл навстречу, дабы помочь вытянуть снасть. На берегу придирчиво ее оглядел. И с рыбой, и целехонька.
— Спасибо тебе, паря. Давай соберем в корзину добычу — и на ладью сушиться.
— Да я на берегу обсохну. Тепло.
Тихомир стянул с себя всё облаченье и начал избавлять его от водорослей.
Кормчий невольно залюбовался крепким, подбористым телом рыбака и сам принялся разоблачаться.
— Пожалуй, ты прав, паря. Неча на ладье тиной мусорить.
Вскоре кормчий пригласил рыбака на судно:
— Знатной воблой тебя угощу. Сама в рот просится. Я ее князю готовлю.
