Заботка не только любовался тугим и крепким телом Ярослава, но и поражался его увлечением книгами. Его еще в Киеве прозвали «книжником», но меченоша полагал, что, став самостоятельным князем, Ярослав забудет унылое чтение всевозможных рукописей, облаченных в толстые кожаные переплеты. Ну, чего доброго вечерами напролет засиживаться до поздней ночи за книгами?! А Ярослав засиживался. Он привез из Киева добрую сотню книг, и не только христианских, но и светских. И чего только не читал! Черт ногу сломает. Какого-то Аристотеля, Гомера, Цицерона, Цезаря… Изрядно читал на греческом, никакого переводчика не надо, а затем стал переписывать на славянский язык.
Как-то бросил:
— Дело зело тяжкое, Заботка. Надо богослужебные и светские книги на родной язык перевести. Одному мне не под силу. Ученые монахи надобны.
— Так они под ногами не валяются. Княжество велико, а грамотеев ни единого не сыщешь. Не в Киев же за ними плыть.
— Именно в Киев! Оплошку я дал. Надо бы сразу грамотеев взять. Малость повременю, и в Киев ладью отряжу.
— Да зачем, княже, книги-то множить? — простодушно спросил Заботка. — Можно и без книг обойтись.
— Стыдись, меченоша! Дом, в коем нет книги, подобен телу, лишенному души. Испокон веков книга растит человека, свивает его разум. Ум без книги, что птица без крыльев. Ты видел в Ростове хоть одного грамотея?
— В лесной-то глуши?
— В глуши звери обитают, а здесь люди живут, и не их вина, что они, опричь языческих верований, ничего боле не ведают. Разумеется, стариков за науки не посадишь, а вот для отроков можно и школу открыть… Не хлопай глазами, меченоша. В «Псалтыре» сказано: «Человек, имеющий уважение, а книжного разума не умеющий, подобен скоту, кой приготовлен на убой». Резко, но глубоко истинно. Приспеет время, и тебя вкупе со школярами посажу. Ведай, будут и в Ростове разумники, коими княжество должно произрастать. И я к тому все силы приложу.
Лицо князя разгорелось, говорил он с увлечением. Заботка уже давно уверовал: Ярослав тверд в своих словах. Непременно посадит его за книги. Ишь какими убийственными словами «Псалтырь» толкует. Его, Заботку, кажись и уважают, но коль он в грамоте не горазд, то подобен скоту. Князь зря о том не скажет. У Ярослава всякое лыко в строку.
А как он сельских тиунов шерстит! Вызывает их раз в неделю и дотошно допытывает о делах. И до чего же въедливый! Как-то один тиун пожалобился:
— Ныне, князь, хлебушка мене тебе доставлю. Трое мужиков на мерянские земли сошли. Там-де дань нести не надо.
