— Как же здесь работать? темнота-то какая! — возмущался он, косясь на блеклые синеватые лампочки над входом, горящие, согласно инструкции, по ночам.
— А мы сейчас фонарь сообразим, — отвечал Воробьев.
И тут же возле нар с лежащим по ночному времени задержанным появлялся третий надзиратель, с фонарем. Доктор опять качал головой, но шприцом орудовал ловко, чувствовалось, что руку набил давно, еще во время учебы, когда подрабатывал в больницах медбратом, и потом, проходя стажировку, на которой старшие и по стажу, и по должности врачи беспощадно эксплуатировали младших черновыми и рутинными работами.
По наитию ли, или просто для собственного разнообразия, Воробьев после посещения мужской части задержанных в борделе, женскую половину начал с «особой» персоны, мулатки, за которой Мишин велел особо приглядывать с самого начала, а после первого же допроса, перед шальной атакой на город каких-то местных недобитых партизан, так и вообще распорядился содержать в строгой «форме номер два».
Вошедший под бесконечный скрип двери в маленькую, два на два, камеру вслед за надзирателем, доктор ошарашено оглянулся на Воробьева, продолжавшего стоять в дверях, потому как внутри места почти уже и не было.
— Кто же такое позволил? — у Владлена Ильича от возмущения даже слов-то не нашлось, кроме таких, обыденных и тривиально-интеллигентских.
Мулатка в уже несвежей коротенькой юбочке и блузке облегающей её торс стояла возле стены в позе распятого Христа. Лодыжки её обхватывали толстые кольца ножных кандалов, намертво прикрепленных к стене, руки навису поддерживались наручниками, так же вмурованными в серый бетон.
— Это же форменное издевательство над человеком! — продолжил было лейтенант медицинской службы.
— Вы, доктор, свое дело делайте, а я буду свое делать, — проворчал недовольно Воробьев.
— Я обязательно доложу вашему начальству, я до коменданта города дойду, — изливал душу Самсонов, сам не понимая, зачем ввязался в эту словесную перепалку, но, начав, теперь уже удержаться не смог.
Воробьев промолчал, не желая портить отношения с врачом, может, еще и самому пригодится, но тут доктор сделал из ряда вон выходящую вещь. Обратился прямо к узнице со словами:
— Девушка, как вы себя чувствуете? Вам плохо? Я могу вам помочь…
Лейтенант не успел закончить речь, как показавшийся на первый взгляд сухим стручком Воробьев с неожиданной силой, одним движением, вытащил его в коридор, с лязгом прихлопнув дверь. Прислонив опешившего доктора к стене, главный тюремщик внятно, как ребенку или больному сказал:
