После пробуждения голова потяжелела, стала тупой и огромной, как перезревшая тыква. И что-то гудело внутри, будто маленький, но звучный колокол… «бум-бум-бум»…
* * *
— Пошли, Пан, живее, — толкнул его в плечо Успенский.
Пан впрыгнул в сапоги, поправил ремень, привычно хлопнув по кобуре ладонью, бросил взгляд на окно. Уже подступали сумерки.
«Ох, я и поспал… — мелькнуло в голове, — когда так последний раз днем удавалось?..»
Ну, а теперь, будто нагоняя упущенное во сне время, он побежал следом за Успенским и капитаном Мишиным по широким коридорам бывшего губернаторского дворца, через маленький, асфальтированный пятачок перед входом, и дальше — в глубину парка, где среди старинных хозяйственных построек располагался госпиталь.
Раз пять по пути их останавливали патрульные, пытаясь проверить документы, выяснить, куда и зачем они бегут, что могло опять случиться после только что одержанной, почти бескровной с нашей стороны, победы в маленькой войне между комендатурой и местным населением.
Пользуясь тем, что среди встречных не было офицеров в звании старше простого лейтенанта, сопровождающий «нижних чинов» капитан Мишин с патрульными разговаривал всё больше на «втором командном», почему-то в просторечии считающийся матерным. Это помогло поскорее преодолеть невеликое, прямо скажем, расстояние до госпиталя.
А там, возле второго, «черного» входа специального строения для обслуги бывшего губернатора их уже ждал доктор Соболев, одетый по-походному, в видавшее виды драповое пальто, со своим старинным саквояжем в руках. И — некто, уцелевший в страшной бойне, сейчас бессильно лежащий на полевых носилках, пристегнутый, что б не свалиться, ремнями, укутанный госпитальными простынями и чей-то камуфляжной плащ-палаткой так, что не было видно лица. Его вынесли к черному входу и оставили здесь караульные, охранявшие палату. Рядом с носилками стоял объемистый, но, на первый взгляд, нетяжелый обычный вещевой мешок.
— Чего присматриваешься? — спросил Успенский, заметив взгляд Пана на мешок. — Думаешь, тяжело тебе тащить будет?
— Думаю, почему мне? — отозвался Пан.
— Так ты ж у нас рядовой и «новичок», — нарочито удивился Успенский, — где ж это видано, что б при живом рядовом старший сержант вещмешки таскал?
Пан, покачав головой, как бы в сомнениях, приладил на спину в самом деле нетяжелый мешок с одеждой и личными вещами транспортируемого, а потом, вместе с Успенским, по знаку доктора, подхватил носилки и — в автобус, стоящий совсем рядом с открытыми, на готове, дверями. Автобус был из конфискованных, но во время не возвращенных владельцу из-за беспорядков… Почему-то в автобусе с ними оказалась только Марта. Но она ободряюще кивнула, сказала: «Военная хитрость…» и тут же достала из-под полы своего строгого пиджачка вычищенный еще во время безделья во дворце Паном вальтер.
