— Их расстреляли?
На соседнем дереве запела какая-то птичка. Палмер на секунду зажмурился в лучах палящего солнца.
— Честно говоря, не знаю.
Он повернулся к Грегорис. Она уже открыла свою дверь, чтобы лучше продувало, даже выставила свои шикарные ноги наружу. Впечатление было такое, как будто она хотела присоединиться к нему, — даже поставила одну ногу на пыльную обочину, — но потом почему-то передумала.
— Поверьте, мне на самом деле не известно, что с ними случилось, — повторил он. — Собственно говоря, я никогда этим не интересовался.
Несмотря на чудесный день с таким иссиня-голубым небом, что глазам было больно на него смотреть, с изящно отороченными маленькими пушистыми облачками, у Палмера вдруг появилось смутное ощущение, что между ним и его переводчицей происходит что-то не совсем понятное.
Хотя в принципе его это не очень-то должно было волновать. В конце концов, она была всего лишь самой обычной служащей, а он вот уже несколько десятилетий как расстался с мыслью, что подчиненные должны или хотя бы могли любить своего строгого начальника. Для большинства из них он всегда был и останется зверюгой. Но здесь совсем другой случай. Мисс Грегорис не просто служащая, нет, она красивая молодая женщина с потрясающими ногами, и ее мнение о нем приобретало несколько иное значение.
Возможно, скрытое отчуждение между ними стало результатом его воспоминаний о том эпизоде с гестаповским конвоем и коллаборационистами? Причем связано это не с самим эпизодом, а с какими-то чисто личными ассоциациями. Которые почему-то вдруг всплыли в ее памяти…
— Скажите, а у вас, случайно, не было каких-нибудь проблем с гестапо во время войны? — неожиданно спросил он. — Или, допустим, с вашими близкими, родными?
Они ненадолго задержались в Пьерфоне, побродив по дворцовому парку, затем направились в сторону Мориенваля. Там Палмеру надо было побывать в местной церкви — такова была настойчивая просьба Вирджинии, а сразу после этого как можно скорее вернуться в Париж, высадить непонятно почему помрачневшую мисс Грегорис и провести весь вечер одному.
— Нет, — тихо ответила она.
Больше ничего не происходило. Через несколько минут они приехали в Мориенваль и припарковались прямо рядом с той самой местной церковью Нотр-Дам. Для Вирджинии, за последние годы уже несколько раз побывавшей в Европе, эта церковь, в отличие от всех остальных, почему-то представляла особый интерес, и ей очень хотелось, чтобы Палмер лично посетил ее. Интересно, как бы она среагировала на эту, с позволения сказать, экскурсию в таком составе?
