- Тоу!
Бледная кожа Ёми вдруг стала еще светлее, и, запнувшись на ровном месте, младшая из спутниц Ханя без единого звука рухнула на мягкий ковер, устилающий пол. Рассерженной кошкой зашипела Таката, набросившись на врага с двойной злобой и яростью. Ее третий удар пробил несокрушимую защиту темного монаха, и на татуированной коже щеки остался неглубокий рубец. Запах крови окончательно привел къёкецуки в неистовство, и Фуян, сметенный таким напором, впервые начал отступать. Клинки демона еще не раз испачкались в крови проклятого, но чем ближе казалась победа, тем больше Таката теряла контроль над поединком. На очередном развороте их смертельного танца, когда девушка уже наметила себе момент для нанесения последнего удара, посох монаха скользнул к плечу къёкецуки и, казалось бы, слегка прикоснулся к ее голове в районе виска. Эффект от этого филигранного движения был сокрушительным — холодная кровь демона щедро плеснулась на ближайшую столешницу, а саму Такату отбросило в сторону. Упав на пол, она прокатилась несколько локтей и замерла, не подавая больше ни единого признака жизни.
Фуян одернул полу своего одеяния, потемневшую от крови, и критически осмотрел глубокую рану на правом бедре. Шум на другом конце зала отвлек его от этого занятия, и, подняв голову, монах вновь по–отечески улыбнулся.
- Вот видишь, тайпэн, как иллюзорно порой чье–то могущество. Всегда найдется кто–то сильнее, быстрее и умнее тебя, но в нашем случае у тебя не было шансов.
- Это мы еще посмотрим, — через силу выдавил Ли, пытаясь удержаться на ногах и вынимая из ножен цзун–хэ взамен потерянного палаша.
Служитель проклятых духов неторопливо направился к своему последнему противнику, не считая нужным скрывать свое превосходство. Цзун–хэ свистнул в воздухе, но черный посох легко отбил его в сторону. Широкий тяжелый клинок был плохо приспособлен для метания, но для Ли это был последний шанс, оказавшийся таким же неудачным, как и все его предыдущие попытки. Если и было на свете, хоть что–то, что могло теперь остановить фигуру в красном, тайпэн себе этого не представлял. Все годы тренировок и учебы были бесполезны в схватке с таким врагом, и оставалось лишь, наверное, молить предков о снисхождении за былые ошибки. Но вместо молитв на ум пришли слова мастера–наставника Ю Вея, тогда казавшиеся лишь очередным философским рассуждением, смысл которого ученики должны были постигнуть сами. Со временем эта мудрость совсем истерлась из памяти, чтобы неожиданно вернуться в такой вот весьма неприятный момент.
