читателя к тому, чтобы он вжился в описываемые обстоятельства и сам пережил все события, о которых идет речь в романе.
Из этой принудительной взаимозависимости трех заинтересованных участников — автора, предмета изображения и читателя — как раз и возникают те мешающие чтению барьеры, о которых мы говорили. Ибо эпическая пенетрация распространяется и на читателя. Проходя вместе с автором через множество частичек происходящего, он будет все в большей мере осознавать, что проходит и через себя самого. При условии, конечно, что он вообще позволит вовлечь себя в такую игру. Требующую от него заведомо большего напряжения, чем когда в каком-нибудь другом романе (например, написанном Флобером или Фонтане, Генри Джеймсом или Томасом Манном) он наталкивается на важные составные части собственного жизненного опыта: трудности переходного возраста, любовные конфликты, социальные противостояния, кризисы веры. Ведь такие составные части именно и есть только части совокупного жизненного опыта. И потом: они «изображаются объективно», то есть отстранены от читателя.
Читатель же «Гор морей и гигантов», которому придется обойтись без ярких индивидуальных персонажей с их яркими индивидуальными судьбами, попадет зато во всемогущее Великое Целое, к которому относится и он сам — тоже как Великое Целое. Что это Целое — у Дёблина — не расплывается, превращаясь в ни к чему не обязывающую абстракцию, а предстает как вполне реальная среда, оказывающая сопротивление и исполненная противоречий, мы уже неоднократно отмечали. И так же верно, что роман на выходе не отпустит читателя (если тот после неизбежных начальных сомнений все-таки решится в него войти) без новых чувств и мыслей. Как раз барьеры, требуемое здесь напряжение сил, необходимость решаться на прыжки и разбираться с противоречиями (в ходе повествования, как и в собственной жизни) всякий раз обостряют внимание. Тот, кто эти барьеры преодолеет, определенно выиграет: и само содержание романа, и характер романной конструкции расширят его представление о том, на что способны — или могли бы быть способны — люди.
Нетерпеливый Дёблин быстро утратил доверие к читателю. Через восемь лет после публикации романа он полностью переписал его, сделав более легким для восприятия и назвав «Гиганты. Приключенческая книга» (1932). Успеха новая версия не имела. Доходчивая книга, слишком много потерявшая из-за своей готовности идти навстречу… Тем более хочется надеяться, что сегодняшний читатель обратится к изначальной версии, теперь снова доступной. По прошествии пятидесяти лет многие из содержащихся в ней прозрений уже не кажутся столь дерзкими. Но они отнюдь не устарели.
