— Какой Дора? Какой Жиздр?
— Я говорю, Жиздра там, дяденька. — Я потянул Мурадяна за рукав. — Предатель он, Жиздра. Скорее…
— Придатыл? — Мурадян поправил кобуру. — Ну-ка, пошли, малшик… Пошли…
Перед колыхавшейся толпой мы остановились.
— Здесь, дяденька, — произнес я упавшим голосом. Да разве в этой чехарде отыщешь теперь Жиздру?
— А конкретно, малшик? Конкретно можешь? Где Жиздр? Примет запомнил?
— Приметы есть: пиджак коричневый, вельветовый. Разрез сзади. И фуражка серая, в крупную клетку. Сапоги…
— Ладно. Стой здесь, малшик. Здесь стой. — Мурадян поставил меня возле афишной тумбы и, придерживая рукой свою кобуру, смело нырнул в толкучку, как в воду.
Я ждал. Возле меня маячила толстая тетка в розовом сарафане. Растопырив пальцы, с которых свисали на резинках золотистые бархатные птички, она то и дело встряхивала руками, и птички дрожали. Казалось, будто они порхают в воздухе. И тетка все время пела нудным церковным басом:
А вот жар-птица!
Под абажур годится!
Летает, трясется,
Два раза в день несется!
С другой стороны бодрый старикан, похожий на гриб, в широкополой шляпе, как у бандитов в трофейных американских фильмах, продавал самодельные игрушки. Деревянные раскрашенные матрешки стояли перед ним на раскладном столике. Старик щелкал ногтем игрушку — она при этом не падала, а только покачивалась — и визгливо кричал:
Ванька-встанька!
Он же Мишка-Монька!
Не бьется, не ломается!
В прописке не нуждается!
И грозил нехорошим голосом:
Кто не купит за гривенник Ваньку,
Тот купит за тыщу няньку!..
Почти час я терпеливо слушал эти песенки, но Мурадян как сквозь землю провалился. У меня кружилась голова, сосало под ложечкой, а милиционер все не появлялся.
И я побежал домой. Был полдень, толкучка в самом разгаре, и я надеялся, что Жиздра так быстро не уйдет отсюда.
— Только бы Ленька был дома. Только бы Ленька… — бормотал я, как молитву, всю дорогу.
Мне повезло! Ленька сидел на кухне и чистил картошку.
— Жиздра на толкучке? — Ленька вскочил и притянул меня к себе. — Забожись, что не обознался!
Я обиделся и сказал, что божиться не собираюсь, а пойду лучше к Соловью, и мы вместе с ним побежим за Колей Непряхиным.
— Ша, Саша. — Ленька воткнул нож в картофелину и пошел в комнату.
Мы достали из-за шкафа Жиздрин «ультимат». Ленька развернул его и пробежал глазами:
— Так, Прокофий… Хай Гитлер, говоришь? Ладно, будет тебе сегодня хайль… Если, конечно, мой Санька не обознался.
— Да я его среди миллионов…
