— Почему?
— Понимаешь, сына, я не могу сейчас тебе рассказать о том, что произошло с этой маленькой девочкой. Пройдет время, ты станешь большим и все узнаешь. А пока что я очень прошу тебя, поиграй с этой девочкой.
Ну разве мог я отказать маме?
Дверь мне открыл Гарий Аронович:
— A-а, молодой человек! Входите, входите…
Неловко обхватив руками куклу, я протиснулся в дверь.
— О, какая у вас кукла! Кому же это? — засуетился Гарий Аронович и вдруг, вытянув шею в направлении другой комнаты, крикнул петушиным голосом: — Ирмочка, а у нас гости! Ирмочка!..
Но из комнаты никто не отозвался. Тогда Гарий Аронович подмигнул мне, прижал к губам палец: тихо, мол, — взял меня за локоть и повел. Прежде чем войти туда, в другую комнату, он остановился, крикнул негромко: «Ку-ку!» — и только потом заглянул.
Мы вошли. Ирма стояла посреди комнаты и, видно, ждала нас. Вот чудачка, почему же она не отозвалась?
— Познакомься, Ирмочка, — сказал Гарий Аронович. — Этот мальчик — наш сосед, Шурик.
Девочка посмотрела на меня и ничего не сказала. Даже руки не протянула. Но я не обиделся. Я сказал:
— Давай играть? Я принес тебе куклу. Это мама сделала. На, возьми.
Куклу она взяла, продолжая смотреть на меня все так же исподлобья, настороженно.
— Ну, не буду вам мешать, дети, играйте, играйте, — сказал Гарий Аронович и вышел.
А я недолго думая сразу же приступил к делу: сдвинул вместе три стула и предложил Ирме:
— Давай в войну! Вот это будет наш корабль. Садись сюда. И куклу бери, не бойся. Садись.
Ирма подумала немного, потом посадила на один стул куклу, села на другой сама — на краешек, — и мы «поплыли».
Да, странная это была девочка: я строчил из пулемета по «юнкерсам» и сбивал их, как орешки; я топил глубинными бомбами фашистские подводные лодки, и они тонули, как консервные банки, — а Ирма все время молчала и не проронила ни словечка. Потом мы повстречали немецкую эскадру, и был жаркий бой. Один крейсер я все-таки утопил, но сам получил большую пробоину в правом борту, и мой корабль начал крениться, тонуть. Тогда я приказал:
— Шлюпки на воду! — и подставил Ирме скамеечку: — Прыгай! Бери куклу и прыгай, слышишь?!
Но Ирма сидела как вкопанная и только таращила на меня свои большие черные глаза.
— Ты что, не хочешь играть? — спросил я.
— Хочу, — тихо прошептала она.
— Так почему же ты не прыгаешь? Судно ведь тонет.
Ирма опять промолчала, и я не понимал этого глупого упрямства. Мне все же было обидно. Я даже вспотел, сражаясь, а она не хочет прыгать. Неужели это так трудно?
