Стороны света | страница 46



Однажды выйдя из дома, старик отправился не гулять на бульвар, как обычно, а сел в троллейбус и поехал в сторону Воробьевых гор, в университет, где не был без малого двадцать лет.

Никто его не узнавал, с удивлением оглядывали его фигуру в старомодном пальто и заросшее бородой лицо ни разу не слышавшие эту фамилию студенты. Он поднялся на двенадцатый этаж и попросил доложить о себе. Секретарша тотчас же вернулась, распахнув дверь, и Барятин увидел своего ученика, растерянно встающего из-за стола.

– Вы? – спросил Артем Михайлович пораженно.

– Здравствуй, Тёма, – сказал Барятин глухо.

Некоторое время он молчал, и Смородину казалось, что все происходит не наяву. Перед ним был человек, значивший для него больше всех людей, человек, которого он мучительно любил и боялся, и декан, давно привыкший к тому, что все входящие в этот кабинет испытывают робость, вдруг сам почувствовал себя почти ребенком, каким некогда пришел в барятинский семинар.

– Я очень ждал вас, Алексей Константинович, – сказал он наконец.

– Я знаю, – кивнул Барятин.

– Вы можете начать читать лекции в любой момент. На каком хотите курсе.

– Нет, Тёма, – ответил он, – я к тебе не за этим пришел.

Он сидел перед деканом, сложив на коленях крупные руки, в старом пальто, с которого стекали на пол капли воды, и Тёме вдруг сделалось стыдно за то, что он – преуспевающий человек, а граф – обыкновенный старик, каких в Москве тысячи, живет на пенсию, ходит в магазин за кефиром и хлебом. Он впервые поймал себя на мысли, что оскорбленное самолюбие все эти годы мешало ему задаться вопросом, как и на что он живет.

– Я к тебе, Тёма, с просьбой, – сказал Барятин, – к тебе сейчас, наверное, многие приходят.

– Приходят, – пробормотал Артем Михайлович, – но редко.

– Разогнал всех? – усмехнулся Барятин.

– Я сделаю все, о чем вы меня попросите, – сказал Тёма твердо, впервые встретившись со стариком глазами.

– У меня есть ученик. Ты, может быть, знаешь его?

– Знаю.

– Помоги ему, – сказал Барятин, и Артема Михайловича точно током пронзило: профессор знал, кто отец этого мальчика, и, вероятно, знал уже очень давно, еще задолго до разговора с инженером, до аспирантуры, еще тогда, когда ходил к нему Тёма в семинар.

– Он очень талантлив. Ты знаешь, я не стал бы за него просить иначе.

– Вы напрасно пришли, – сказал Смородин, – я для него и так все сделаю.

– Ты ведь знаешь, – точно не слушая его, произнес старик, – моим ученикам не очень-то везло. А этот – он у меня последний.