А в это время Микула Беда, раскурив трубочку, продолжал рассказывать:
— …Годов пять тому назад шел я с прииску, да и загулял с друзьями на Лебяжьем. Известное дело: бог приискателю денежку дал, а черт дырочку, вот и потекла божья денежка в чертову дырочку. Какое было золотишко, все пропил до нитки. Очухался от гулянки, хвать, в одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. А идти до Тынды больше двухсот верст, шуточное дело. Как быть? Пошевелил мозгой, придумал, — снял с себя теплушку-ватник, вспомнил поговорку нашу: «Синь кафтан не лопотина[2], золотарь — не человек», загнал его какому-то сквалыге за полпуда сухарей и в путь-дороженьку. А на дворе теплынь стояла, иду, радуюсь, что так удачно получилось, думаю про себя: «Хорошо, что избавился от ватника этого, не тащить теперь на себе лишнюю тяжесть. То ли дело в одной-то рубахе: не жарко, легко, а ночью у костра и вовсе хорошо будет». А на другой день похолодало, да так, что и на ходу сугрева нету, иду, а хиузом[3] насквозь прошибает, зуб на зуб не приходится. На третий день пути на полянку выкошенную набрел и стожок сена у речки вижу. Должно быть, какой-то охотник заготовил на зиму, жилья-то нет поблизости. Обрадовался я и давай соображать — голь на выдумки мудрена; надрал с тальника лычек, свернул со стожка верхушку, вижу, сено пырьевое и слежалось хорошо, давай я разбирать его пластиками и обкладывать им себя поверх рубахи и лычками, как ремнями, обматывать. И хорошо получилось, теплее стало идти-то, не так уж продувает ветром. В эдаком виде и приперся через пять ден к Шкарубе. Принял он меня и денег не требовал, кормил, пока я отогревался, отсыпался у него, а на дорогу сухарями снабдил и теплушку-ватник старенький дал. Она, конешно, не ахти какая одежонка, а все ж таки лучше, чем сено-то.
Вот оно как бывает. Ну, конечно, на следующий год рассчитался я с ним за все, тряхнул ему золотишка.
— Ребята, — заговорил рябой длинноногий приискатель, — а ведь у Кехи у покойного тоже было золото.
— Было, наверное.
— А чего же его не взяли-то? Разделили бы теперь алибо гульнули на его артелью где-нибудь.
— В самом деле, — Микула почесал за ухом, оглянулся на Яшку. — Как же это мы не догадались, Яков, а?
Тот лишь рукой махнул: «Отстань».
— Обчистил Кеху Шкаруба, — Микула горестно покачал головой, вздохнул. — То-то он расщедрился, на поминки зазвал нас. А мы то, дураки, за чистую монету приняли.
* * *
К вечеру того же дня таежная тропинка снова вывела приискателей на трактовую дорогу. Спускаясь по каменистому косогору в падь, где пролегла дорога, дальнозоркий Яков первый заметил далеко впереди группу всадников, едущих в эту сторону.
