— Кушайте, пожалуйста.
— Спасибо, Тимофей Михайлыч, Наталья Борисовна, Наташенька! — От полноты чувств охмелевший Яшка, чуть не задохнувшись, рванул на себе ворот рубахи, выдернул за ремень мешочек с золотом. — Дозволь одарить, Наташенька, тут у меня самородочек есть, на петуха походит, прямо-таки вылитый петушок. — Яшка торопливо развязал мешочек, запустил в него руку, пошарил там, пошарил, бормоча изменившимся голосом: — Что такое, куда же он девался? Да и вообще-то… два фунта было… с гаком… а тут, — Яшка подкинул мешочек на руке, — фунт, не больше.
Веселость с Яшки как рукой сняло; трезвея, с потемневшим лицом глянул он на хозяйку, но она уже отошла в куть, стоя спиной к гостям, подгребала клюкой угли в печке.
— Что такое, Яша, — откупоривая новую бутылку, спросил хозяин, стараясь не глядеть на Якова, — самородок потерял? Неужто украли?
— Да, украли, — глухим злобным голосом буркнул Яков и дернул за рукав Микулу: — Идем, нагулялись, хватит.
Злая обида перекипала в Яшке, уже у порога, нахлобучивая на голову шапку, он обернулся к Шкарубе, процедил сквозь стиснутые зубы:
— Ну, спасибо, хозяин, век не забудем твоей ласки. Харчей сготовь нам на дорогу.
* * *
Постоялый двор Шкарубы приискатели покинули утром, на восходе солнца. С котомками за плечами, гуськом выходили они на узенькую тропку, что была прямее колесной дороги и часто сворачивала с нее в тайгу, взбегая на косогоры и горные перевалы.
Уже обнажился лес, кругом, куда ни глянь, темнела тайга, желто-бурая заветошавшая трава густо припудрена инеем, воздух чист и прозрачен, дышится легко, а впереди далекий утомительный путь, ночевки у костров. Но это не страшит приискателей, была бы еда, а она есть у них: и сухарей в котомках достаточно, и вяленого мяса, — хватит продуктов на всю дорогу, хоть и дорого обошлись они приискателям. Об этом и разговорились золотари на первой же стоянке у ручья, где решили отдохнуть, сварить чайку, — ведь прошли-то уже более двадцати верст.
— Ох и жулик же Тимошка-то, — сказал один.
— Мошенник, будь он проклятой, — отозвался второй приискатель.
— Беда и выручка, — вздохнул Микула, подвешивая над костром мокрые портянки. — И обдерет нашего брата золотаря как липку, а при случае и выручит.
Яшка Гагерь, привалившись спиной к березе, угрюмо молчал. Он не сомневался, что золото у него отсыпал Шкаруба, и теперь проклинал себя за оплошность, за то, что напился до бесчувствия, не слыхал, как его обобрали.
