Каргополов крякнул, залпом осушил рюмку водки.
— Молиться… — повторил он. — Что же, святой тебе эти деньги одолжит, что ли? А в России уже и кровь сдать некому? Надо поднять этот вопрос на Государственной Думе.
— Подними, подними, — насмешливо сказала супруга. — Но ты в последнее время ничего тяжелее рюмки поднять не можешь.
— Зачем же ты так… при народе? — Каргополов покосился на Вольдемара. — Мне всегда казалось, что в России донорская кровь самая дешевая.
— Да дело даже не в крови, а в организации самих регистров, — проговорила Наташа. — У них ведь как? У них больше шести миллионов доноров, на все случаи жизни. Генетический анализ, компьютерный учет, все, что хочешь! И кровь хранится в таких идеальных условиях, что позавидуешь. А у нас картошка на корню гниет, урожай пшеницы собрать не можем. Свет в больницах во время операции отключают.
— Зато Каргополов в Думе заседает, — добавила Света. — И летает лечиться за границу.
— Чего ты ко мне привязалась? — огрызнулся муж. — Лахудра. Да без меня бы ты так и торчала завучем в школе. А я тебя в фирму устроил, женщина.
Светлана Викторовна только собралась разразиться тирадой, как неожиданно подал голос путевой обходчик:
— А я вот слышал, что в Израиле такие операции делают бесплатно.
Все за столом молча уставились на него, словно это вдруг заговорил кувшин с квасом.
— Ну и что? — буркнул Каргополов.
— Ольга ведь не еврейка, — добавила его супруга.
— Погодите, — вмешалась Наташа. — В этом есть доля смысла. Константин-то не совсем русский. То есть мать у него русская, а дедушка — еврей. Он сам Ольге рассказывал. Смеялся даже. Шутил, что до пояса он — еврей, а выше — русский.
— Он что, обрезанный? — спросил Каргополов.
— А я проверяла? — вспыхнула Наталья Сергеевна.
За столом вновь наступило некоторое молчание.
— А ведь это выход, — произнесла наконец Светлана. — Если все пойдет наперекосяк, его надо заставить жениться на Ольге, принять израильское гражданство, и всей семьей отправляться в землю обетованную. А уж там делать операцию.
Ольга разыскала Джойстика на одной из популярных молодежных радиостудий. Он вел хитовую музыкальную программу как профессиональный диск-жокей, тараторя в микрофон без остановки. Порой и сам не отдавал себе отчета в том, что говорит. Шутил, каламбурил, смешил слушателей, извергая потоки слов, затем в эфир несся модный рэп или попса, а сам Джойстик устало откидывался к спинке вращающегося кресла, вытирал платком взмокший лоб и закрывал глаза. Когда музыка заканчивалась, он вновь начинал тараторить. За словесную лаву платили неплохие деньги. За пять лет Джойстик почти не изменился. Был все таким же вертким и кудрявым. Однажды он вот так же закрыл глаза, делая себе небольшую передышку, а когда открыл их, увидел за стеклом Ольгу. И… остолбенел. Музыка уже кончилась, а в эфире наступила тишина.
