«Она скрыла от меня свой небесный лик, потому что я недостойна!» — вдруг громом прогремело в душе Марии, но, инстинктивно повинуясь не ему, а интуитивному пониманию законов отражения света, Мария присела, а потом, наоборот, поднялась на цыпочки, пытаясь отыскать положение, откуда неприятный блеск стекла не будет виден. Другие люди стали уже наступать на нее. Она отчаянно задвигала головой, и наконец изображение Богоматери проступило: темное лицо с огромными глазами под неестественно большим сводом покрывала, украшенного жемчугом и камнями, смотрело прямо на нее. И не было в этих глазах ни сочувствия, ни соединяющей всех матерей боли. Они смотрели на Марию строго и осуждающе, проникая в самую ее суть, а маленький, такой же большеголовый ребенок со взрослым лицом, сидя у Богородицы на руках, словно жил отдельно от матери какой-то своей жизнью.
«Но что же я могу сделать?! Я так слаба, но я так стараюсь!» Слезы полились из глаз Марии, колени подогнулись, и, простирая руки к иконе, она уже готова была упасть перед ней. Тут же в мгновение ока двое зорких служителей как по команде подхватили женщину под руки и оттащили подальше.
Один стал на ходу обмахивать ее большим картонным листом, вырезанным наподобие веера, и дал попить какой-то сладковатой воды, попахивающей валерианой. Второй непрерывно, как шмель, гудел над ее ухом какие-то слова, сути которых Мария не разбирала, потому что в сознании ее неотступно темнели глаза Богородицы, а оба служителя между тем неумолимо продвигались вместе с ней к выходу.
Вдруг на миг показалось, что откуда-то налетело грозовое облако — так быстро и внезапно все стихло вокруг: замолчали у стены больные, бормотавшие молитвы, стихли у иконы шаркающие шаги верующих, в момент застыл на полуслове с открытым ртом служитель, тащивший Марию. Навстречу им из задней двери вышел высокого роста дородный церковный чин в торжественном облачении, с массивным крестом на вычурной золотой цепи, которым он направо-налево осенял раздвинувшихся перед ним верующих. Все перед ним не только замолкло, а будто уменьшилось в размерах: люди согнулись, служители прикипели к полу, и даже стены монастырской церкви будто уменьшились — настолько монументальными, серьезными и непроницаемо торжественными казались его лицо и фигура. И через секунду будто зашелестела листва перед дождем — среди верующих шепотом понеслись по цепочке церковное звание и имя этого человека.
С безумным лицом, в грязном платье, с растрепанными волосами кинулась Мария к нему, рысью рванувшись из рук служителей. Те онемели от неожиданности, потом бросились за ней, но она уже успела вылететь в проход перед высоким лицом и кинуться ему в ноги.
