На груди он носит медальон с ниткой из одежды Марии. А черные приписывают ему знакомство с нечистой силой, считают чернокнижником, беседующим по ночам с дьяволом. Что ж, вот он и потащит вождей черных в преисподнюю.
С утра напишет речь против папской энциклики. Пусть папа попирает надушенной сандалией опозоренный Рим и не вмешивается в жизнь свободных городов! Но он еще не выпил всю чашу тяжелой ночи.
Не все спали во Флоренции. В доме соседа Данте зажжены огни, слышна музыка. Поэт ускорил шаги. Почему в столь поздний час здесь веселье? Может, случилось несчастье и музыка эта врачебная? Только бы не с Беатриче!
У ворот стоял незнакомый лакей, освещенный горящей в черепках смолой. Увидев Данте, он зачерпнул ковшом вино из бочонка и протянул поэту:
— Прохожий, кто бы ты ни был, выпей за счастье моего господина — он женится на синьорине Портинари!
Алигьери выпил ковш до дна.
Беатриче выдают замуж. Отец Данте не хотел родниться с менее знатными, чем они сами, соседями. Отец Беатриче считал поэтов мошенниками, с ветром в голове. Да и Беатриче только в ранней юности смотрела на стихи с радостью и волнением, а теперь как на праздную забаву.
Сердце, еще слишком греческое, языческое, требовало вмешательства клинков. Разум говорил о христианском смирении. Вместе с этим поэт испытал странное чувство радости и облегчения. Холодок волчьей свободы тронул его нос. С девяти лет любит он Беатриче. Девятилетняя разлука только возвысила любовь. Но христианский аскет нуждается в подтверждении истины о необходимости страдания. Надо страшиться земного счастья, чтобы не потерять вечное — в кругу славы господней.
Будучи поэтом, он видел не то, что есть, а что быть должно. И он поместил Беатриче, по примеру суда над черными, в райских кущах. Пусть дочь Портинари блаженствует в теплой тине семейного довольства. Беатриче-мадонна вознеслась в ангелы для жизни непреходящей. В детстве она была резвой толстухой с маслеными волосами и губами, как надкушенный гранат. В юности — постная синеглазая страдалица с бледным пучком тонких волос. Теперь поэт добавил слез и сини в глаза Беатриче и воздушного солнца в волосы, чтобы светился нимб. Образ любимой, очищенный от житейской скверны, стал идеальным, ибо поэты не довольствуются сущим, ищут путей ввысь и в даль — к любви, к богу.
Возвращаясь однажды с тайного собрания белых, Алигьери встретил незнакомого старика знатного вида. Остановив поэта, старик сказал:
