— А почему из Гренландии? Мы бы тоже могли поставлять в Африку снег, — обиделся господин в запонках.
— Да?.. Жаль, что мы об этом не знали. Но теперь поздно — эта программа была завершена в прошлом году.
— Но...
Что — но? Неужели господин хочет предложить для продажи в Африку прошлогодний российский снег?
— Но... Ведь, наверное, эта не последняя ваша благотворительная акция?..
— Вы хотели сказать — Попечительского совета, под патронажем Их Величеств и Президентов девяти европейских стран, почетным председателем которого я являюсь?
— Ну да... это я и хотел сказать.
— Безусловно — нет. По причине чего я здесь и нахожусь.
— И смею вас уверить — я приложу максимум усилий, чтобы убедить Их Величества не оставить без их высочайшего внимания ваших бедных сирот. Хотя бы потому, что Россия является моей исторической, до семнадцатого года, Родиной. Которую мои предки, не до своей воле, были вынуждены покинуть.
— Да-да, эти проклятые большевики — все беды от них!
— Не смею оспаривать, но вынужден заметить, что ваш Иосиф Виссарионыч был избран почетным попечителем нашего общества — таким же, как папа римский, — и принимал в нем самое деятельное участие.
— Да?.. Да... Сталин был великий человек!
— К сожалению, последующие ваши правители были менее склонны к меценатству, хотя есть надежда, что прерванная традиция продолжится, по поводу чего Их Величествами теперь ведутся переговоры на соответствующем их рангу уровне...
Ну — все!.. Теперь приглашения на великосветские рауты посыпятся как из рога изобилия, теперь все — куда ни сунься, двери гостеприимно распахнутся...
Уф-ф!..
Пусть не полдела, но четверть или даже, пожалуй, треть — сделана. Доступ к телам подследственных получен. Без всяких на то санкций и разрешений...
Из тьмы подворотни за одиноким прохожим внимательно приглядывали две пары глаз.
— Гля, Митяй, никак нам с тобой нынче фарт вышел!
Две пары глаз быстро зыркнули по сторонам. Вправо. И влево. На улице никого видно не было, все окна были темны, все ворота наглухо закрыты. Москва спала. Или делала вид, что спит, перемогая еще одну смутную ночь, дожидаясь в нагретых постелях скорого серого рассвета.
Прохожий был один, он шел, согнувшись под тяжестью чего-то большого и длинного. Какого-то тюка... Не иначе как он богатую господскую фатеру взял и теперь волочет свою добычу на малину!
— Ну что, Митяй?..
— А — давай!..
Две тени, отлепившись от черной стены, встали поперек пути одинокого ночного прохожего. Словно из-под земли выросли.
