Со злостью невидимо сплюнув на уколовшую его дурацкую, непонятно откуда пришедшую мысль, Олег продолжил занятие. Опросив еще пару человек, он перевел его в русло общего обсуждения той же самой темы: как не попасть под удар родных зенитчиков, учитывая, что об очередном изменении позиций батарей кто-то всегда может забыть сообщить.
– Вторая эскадрилья! – неожиданно рявкнул динамик в углу под потолком. Все остановились на полуслове, и только что всеобщий гомон оборвался разом. – Принять «готовность номер два»!
Летчики повскакивали, на ходу заправляя свитера, застегивая куртки и складывая листы проработанных с подполковником карт. Поднялся и сам Олег. Он пропустил летчиков в дверь перед собой, а затем свернул в другую сторону коридора – обратно к штабным комнатам. Уже перед самой нужной ему дверью он задержался у подоконника и посмотрел вниз. До противоположного конца ВПП вполне можно было за несколько минут добежать и на своих двоих, но машина с работающим мотором уже ожидала под дверью штаба, и Олег увидел, как стоящий у ее кузова молодой шофер откозырял выскочившим из дверей истребителям – явно излишне в данной ситуации, но искренне и чуть ли не трепетно.
– Товарищ подполковник, «этот самый» в эфир вышел! – сообщил ему капитан, сидящий у занимавшей половину стола рации, которую обслуживал ушастый сержант. – Все уже на КП, и товарищ комполка просил вас сразу туда идти, как вернетесь.
– «Соседи» уже взлетели? – спросил Олег капитана. Он поймал себя на том, что неосознанно начал делать те же самые движения, которые несколько минут назад подметил у спешащих на аэродром летчиков, и заставил кисти своих рук успокоиться. В отличие от них, на Олеге был обычный китайский, горчичного цвета френч, и оглаживать его каждые двадцать секунд было глупо.
– Взлетают, товарищ подполковник. Мне кажется, что в любую минуту может начаться.
Это был уже прямой намек, и Олег, поблагодарив офицера кивком, торопливо пошел к лестнице, ведущей в бункер.
Под многозначительным словосочетанием «этот самый», употребленным связистом в присутствии своего ушастого солдата, понимался совершенно уникальный участник этой войны, лица которого до сих пор не видел ни один человек из знающих его как «Первого четырехпалого». «Первый четырехпалый» – это было устоявшееся за последние два года в узком кругу старших офицеров корпуса прозвище неизвестного американского радиста. Он работал в каком-то из штабов и почти наверняка имел отношение к авиации. Американские военные радиокоды уровней выше батальонного расколоть за последние десять лет не удалось ни разу, и то, что могли означать двух-трехминутные передачи этого радиста, морзянкой улетающие в эфир один или два раза в неделю, не знал никто. Конечно, это могло быть нечто совершенно неважное – но как раз те самые два года назад кто-то догадливый в корпусном разведотделе сумел соотнести нерегулярные передачи одной из сотен работающих в глубине вражеской территории раций с тем, что через час или полтора 5-я и 20-я воздушные армии США проводили совместные боевые операции как минимум среднего по объему задействованных сил и средств масштаба. Исключений из этого правила почти не отмечалось: если операции были чисто тактическими, то есть проводились авиацией флота или морской пехоты США, армейскими легкомоторными разведчиками или геликоптерами, либо же не превосходили по своим масштабам каждодневной боевой работы – рация «четырехпалого» обычно молчала.
