Двери склада были блокированы. Все совпадало.
Он с содроганием снял блокировку и вошел внутрь. В дальней стене темнел четкий прямоугольник открытой двери.
Переступив порог, он оказался в той самой спальне. Мертвый киборг в неестественной позе распростерся на толстом, устилающем весь пол ковре. Криогенная камера, расположенная рядом с альковом, клубилась молочно-белым туманом пробуждающего газа, сквозь который едва проступали смутные контуры обнаженного тела.
Арамант сел в кресло и приготовился ждать. Каковы бы ни были его последующие действия, он намеревался прежде всего выяснить, кто же в действительности заключен в низкотемпературный саркофаг.
До окончания процесса, по его подсчетам, оставалось около получаса.
В дальнем конце комнаты располагался компьютерный терминал. Арамант включил питание. Экран осветился, и он увидел свое ухмыляющееся лицо.
— Кто бы ты ни был — пошел к черту! — нагло заявило изображение. — Этот терминал автономен!
Внимательно всмотревшись в застывшее изображение, он начал замечать мелкие отличия. Нет, это был отец. Не больше чем в сорок… Неужели они так сильно похожи?!
Арамант понял, что это именно так, просто он никогда не задумывался над этим. В его памяти отец остался истеричным стариком, а листать семейные альбомы он перестал еще в детстве…
Теперь его грызли вполне закономерные сомнения. Соединившись с процессором Башни, он отдал приказ, и через минуту терминал был взломан.
Бегло просмотрев файлы с секретными счетами, списками агентов и различных сделок, он внезапно наткнулся на нечто, действительно привлекшее его внимание. Это был дневник Андрэ Сент-Иво.
Арамант сам не заметил, как погрузился в чтение. Но чем больше он читал, тем хуже ему становилось. Казалось, волосы начинают шевелиться по всему телу. Наконец, не выдержав, он вскочил, сжав кулаки.
— Я убью тебя!.. — прохрипел он.
Колпак криогенной камеры вдруг начал приподниматься.
— Мама… Что он с тобой сделал, этот ублюдок!..
Арамант сделал шаг, навстречу поднимающейся фигуре матери, протягивая к ней руки.
В следующий момент что-то блеснуло в воздухе, и вялый удар стилета, пробив глазное яблоко, вошел в его мозг.
* * *
Боль…
Она была повсюду и наполняла собой каждую клеточку ее измученного тела.
Не было жизни, не было сна, не было надежды.
Жизнь после смерти была отвратительна.
Но все развивалось постепенно. Однако память творила с сознанием странные вещи. Одни воспоминания тускнели, стирались и уходили, другие же, наоборот, вырастали, занимая неподобающе большое место.
