— Что?
— После вас, — Джейк указал на обшарпанную входную дверь.
— Ах да, благодарю.
Она распахнула дверь пошире, стоя так близко к нему, что он почувствовал запах дыма вечернего костра, исходящий от её кожи. И лёгкий женский аромат, который он вовсе не хотел слышать. Сквозь мокрые пряди светлых волос, потемневших от дождя и прилипших к черепу, он мог видеть кончики её маленьких розовых ушек. Зелёная ткань её пальто почернела от влаги, джинсы промокли насквозь, и она тряслась в ознобе.
Он был готов к потоку жалоб, едва лишь она переступит порог. До сих пор она не позволяла себе ныть, но это вовсе не означало, что так будет всегда.
— Неплохая у тебя тут система безопасности, — она огляделась, войдя в дом. — Никакого замка?
— Любой, кто сюда доберётся и захочет войти, всё равно войдёт. Поэтому я и держу входную дверь незапертой, — если это выглядит как барак и пахнет так же…
— Пусть он на ладан дышит и не стоит трёх монет, но лучше дома места нет?
Он обошёл её, чиркнул спичкой и зажёг старинный штормовой фонарь на пыльном столе у дивана. Герцогиня, цокая когтями по голому полу, обогнула барную стойку, разделяющую кухню и жилое помещение, уже чувствуя себя как дома. Марни заметила, как навострились уши собаки, когда она обнюхивала дверцы кладовки.
— Ну, видимо, она знает, где лежит еда, — Марни спустила с плеч лямки рюкзака, но не решилась снять промокшее пальто — в домике было довольно прохладно.
Зябко передёрнув плечами, она огляделась:
— Здесь…мило.
Единственная большая комната была не убрана и почти пуста, за исключением самых необходимых вещей — большого испачканного сажей дивана с обивкой из когда-то зелёного твида, нескольких покрытых копотью штормовых фонарей, нерастопленного камина и пары видавших виды колченогих столов. Жалюзи, никаких штор. Никакого ковра. Никаких картин. Немного листьев и сосновых иголок. Изобилие паутины, пыли и грязи.
В дальнем углу у стены стояла узкая продавленная кровать, накрытая старым армейским одеялом. В изголовье лежала подушка без наволочки. Один лишь взгляд на это место вызывал зуд.
Она чихнула, прижимая промокший рюкзак к груди.
— Я ценю то, что ты пришёл за мной, — вежливо поблагодарила она. Пусть и не слишком любезно, но он сделал это. И пусть это не «Хилтон», но, по крайней мере, крыша над головой.
Она не была плаксой, но в эту минуту ей казалось, что слёзы помогут ей снять с души хоть часть лежащего на ней груза. Прошедший месяц был насыщен эмоциями и завершился событиями этой чудовищной ночи. Она не пролила ни единой слезинки с тех пор, как умерла бабушка. Потеря была слишком тяжёлой, а печаль — слишком глубокой. Но теперь она чувствовала давление непролитых слёз, словно туго сжимающий грудь жгут.
