— Рэмэнэ тэбжэбэ пэслдн звнк?
Ромка ничего не понял и глядел с открытым ртом. Вера была как бы переводчицей, она понимала дяденьку лучше.
— У тебя уже был последний звонок? — повторила она вопрос дяденьки.
— Был! — радостно ответил Ромка.
— Знэчтэ тэпр вэтпск, — опять сказал дяденька, но Ромка опять ничего не понял.
— Скэлктэбл? — спросил дяденька.
Ромка молчал, и Вере снова пришлось объяснять:
— Он спросил: сколько тебе лет?
— А, — сказал Ромка и сказал сколько.
— А твэсэствер?
— Шестнадцать! — восторженно заорал Ромка, хотя и не любил этот вечный вопрос о годах. Однажды, когда он был совсем маленьким, его спросили, сколько лет сестре, он сердито ответил: «Она мне еще не говорила».
— Шестнадцать! Шестнадцать! — орал Ромка от радости, что расшифровал тарабарский язык дяденьки, который делал забор. В это время другой дяденька вышел из соседней дачи и сел на крыльце.
— Никэлэтэбэлэшь? — громко спросил плотник и ушел на ту сторону разговаривать.
День был жаркий. Ромка думал, что бы значило это «Никэлэтэбэлэшь», но ни до чего не мог додуматься, пока Вера шепотком на ухо не растолковала ему:
— Он спрашивает: «Николай, ты болеешь?»
— А-а! — протянул Ромка и поймал комара. Он хотел съесть комара и положил его в рот.
— Сейчас же выплюнь! — заругалась сестра. — Ты что, лягушонок? Это одни лягушонки едят комаров.
Ромка, не желая быть лягушонком, начал выплевывать комара, но тот куда-то исчез.
Люба в это время позвала детей, дала им денег и послала купить мороженое.
— Нэкэлэ-тэбэлэшь! Нэкэлэ-тэбэлэшь! — закричал Ромка и выбежал за калитку.
— Что он тараторит? — спросила Люба у дочери.
— Мамочка, расскажу потом! — смеясь, крикнула Вера и выбежала следом за Ромкой. Люба разложилась было со стиркой, но тут настырно задребезжал входной звонок. Кто-то нетерпеливо давил на кнопку. Люба отодвинула занавеску в кухне, посмотрела и ужаснулась: пьяная Наталья объяснялась у калитки с плотником, держась за его рукав.
Люба просто не знала, что делать. Муж запретил не только пускать, но даже говорить с Натальей по телефону. Вид у нее ужасный, вот-вот придут дети. Пока Наталья любезничала с плотником, Люба лихорадочно думала, как быть. «Не пускать, — мелькнуло вдруг в голове. Она была рада своей внезапно пришедшей решительности. — Не пускать, да и всё! Еще в таком виде…» Любе хотелось распалить в себе гнев, но гнева почему-то не было, только жалость и стыд. Наталья продолжала болтать с плотником, не забывая давить на кнопку.
