Ох уж эти темные! | страница 147
— Ты для меня больше не существуешь. В первом же городе за перевалом ты покинешь отряд и вернешься в Лос-Идос, соберешь вещи, выберешь себе замену и навсегда уйдешь из замка. Нгатци выплатит тебе выходное пособие. Язык будешь держать за зубами, иначе его тебе отрежут. Надеюсь, мы поняли друг друга, — тронула поводья и сжала бока коня.
— Кель, что ты собираешься делать?
Я не ответила. Барон Лассо ди Кассино умер для меня несколько минут назад.
С Кель что-то произошло. И крайне нехорошее. Иллийнос ощущал это всем свои существом, хотя по внешнему виду Правой Руки непосвященному ничего сказать было нельзя. Разве что абсолютно равнодушные глаза выдавали ее, но у кого хватит смелости смотреть герцогине дэ Крейлин в глаза? Правильно — ни у кого. Желающих прочитать в них свой приговор нет. Лишь однажды Властелин видел свою Правую Руку в таком состоянии: на казни предшественника Энкорне. Их отношения очень напоминали дружбу. Кель и предыдущий начальник охраны выросли вместе, вместе обучались военному мастерству и часто вставали парой в спарринг и доверяли друг другу спину, а он попытался воткнуть что-то чрезвычайно острое в ту самую спину.
Кель приказала его казнить. Официально она не присутствовала на процедуре, но Иль заметил герцогиню в толпе под личиной. Узнал по глазам — таким же пустым и льдисто-серым, в точности как сейчас. И осанке: идеально прямая спина и гордо вздернутый подбородок. Так стоят люди, которые, истощив резервы, черпают силы в том, что обычно называется внутренним стержнем.
Властелина передернуло. На этот раз не будет приговора и не будет палача. Он убьет его сам, просто за то, что Осантейе больно, а она даже не может выразить эту боль. Нельзя, ей по должности не положено показывать слабость.
Но кто?!!!
Спрятавшись внутри разлапистой ели и привалившись плечами к мощной ветке, Император принялся искать ответ на свой вопрос. Для начала пересчитал всех, вдруг Кель в запале уже решила проблему, но нет — оборотни караульных распределяют, кашевар копошится у костра, любопытные гончие суют нос в подвешенные котелки и тягают оттуда лакомые куски, пока повар в другую сторону смотрит. Кланники к общественно полезному труду приставлены — уборные обустраивают, ворчат, но площадку расчищают и ограждение ставят. Вон убийца со зверским взглядом и топором в руках отправилась у кашевара и по совместительству походного завхоза туалетную бумагу требовать. Ну да, он так просто величайшую ценность не отдаст, так и норовит строго по одному листочку в одни руки выдавать. Целитель у отдельного костра сидит и укрепляющий отвар готовит, чтобы не заболел никто от сырости. Но почему он головы не поднимает? И почему вид у него, словно у провинившегося пса, которого хозяин выставил на лютый мороз умирать? А тот и рад сдохнуть, лишь бы простили.