Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз | страница 22
Камилла не относится к тем, кого можно ослепить рекламным проспектом. Она хмурит бровь, прикидывает, насколько можно верить этому приглашению и какую выгоду можно из этого извлечь.
— Наш дорогой Сан-Антонио, здесь присутствующий, будет там тоже, — продолжает Абей, — и я добавлю, что я сам намерен подняться на борт нашего суперлайнера «Мердалор», самого современного корабля французского флота: кондиционированный воздух, стабилизаторы бортовой качки, все каюты с ванной, два бассейна, площадка для гольфа, изысканный стол…
Он озвучивает содержание проспекта своей компании, не отрывая взгляда от славного белого треугольника, который для него важнее всех вымпелов, когда-либо развевавшихся на мачтах его кораблей.
Малышка поворачивается ко мне и выдаёт неопределённую, но многообещающую улыбку.
— О, вы тоже едете? — шепчет она.
— Ну да, — вздыхаю я, — перед капризами вашего дядюшки трудно устоять.
Она кивает.
— Это правда, — соглашается Камилла, — перед ним трудно устоять, так что я еду тоже.
От радости Абей падает на толстый ковёр восточной работы. Его очки слетают, и он пускается в поиски на четвереньках, при этом нос ищет на высоте коленей Камиллы.
Появляется Старик, весёлый как деревенская ярмарка.
— Всё отлично, — говорит он, — ваша матушка согласна, скажу больше, она даже счастлива.
Я жалую его ядовитой улыбкой:
— Браво, господин директор! Я не сомневался в ваших ораторских способностях. Позвольте сообщить вам, что всё складывается даже лучше, чем вы думали. Мадемуазель ваша племянница тоже согласилась принять приглашение. То есть она тоже отправляется в путешествие.
Лицо Босса становится таким же серым, как бретонское утро. Он едва не давится. Его кадык бегает вверх-вниз. Он падает в кресло как спиленный дуб.
— Ах, вот как, хорошо, очень хорошо, — бормочет он. — Я тронут…
Да, уж он тронут! Поражён в самое сердце! Ах, эта сдерживаемая гримаса! Ах, эта скрытая язва! Ах, эта улыбка, полная злости! Ах, этот убийственный огонёк, стыдливо прикрытый длинными ресницами, единственным, что осталось от волосяного покрова Старика.
— Я подумал ещё кое о чём, — весело сообщаю я, в то время как Абей неохотно занимает своё место, и в сетчатке у него светятся радужные перспективы.
— В самом деле? — спрашивает босс.
Он говорит сквозь зубы. Каждый слог отточен и сочится ядом кураре. Он ни на кого не смотрит. В него вселяется душа убийцы.
— Как сказал Абей…
— А? — отзывается последний, всё ещё пребывая под гипнозом от деликатесов «племянницы» Биг Папаши.