Наконец пришел день, когда снегопад прекратился, а к полуночи стих и ветер. Жеребенок проснулся из-за того, что внезапно наступила абсолютная тишина, не слышалось даже воя ветра, и в этой тишине Таура услыхал отдаленный отзвук пронзительного трубного ржания жеребца. Таура вскочил на ноги и только хотел ответить робким ржанием, как его быстро щипнула Бел Бел.
— Ну почему, почему у меня такой неугомонный сын? — проговорила она полу серди то и в то же время с гордостью. — Не тебе отвечать на вызов. — И в этот момент раздался неистовый отзыв Громобоя.
Мгновенно наступила напряженная тишина. Ни одна лошадь в табуне не двигалась, каждая затаила дыхание. И вот издалека опять послышался хриплый от злобы вопль жеребца.
— Завтра они начнут бой за траву, которую мы еще не нашли, — с ехидством заметила Мирри.
— Да, а лошадь моложе и легче весом получит преимущество при таком глубоком снеге, — добавила Бел Бел.
Младшие жеребята снова улеглись спать, но остальных — и взрослых кобыл, и старших жеребят обоего пола — обуревало какое-то беспокойство.
Только успел заняться серый рассвет, как из тумана и облаков показался Бролга в сопровождении нескольких кобыл. Громобой оторвался от своего табуна и начал двигаться вперед, высоко поднимая ноги, с горделивым видом задрав голову и распушив поднятый хвост.
Бролга продолжал подступать ближе, вскидываясь на задние ноги, издавая пронзительные вопли.
Табун Громобоя словно пронизал ток возбуждения. Бролга превращался в великолепного коня, но их вожак был само совершенство — словно солнечное божество на фоне серых туч и белого снега.
Таура вздрогнул. Серый Бролга, так же как Бел Бел и сам Таура, обладал необъяснимой способностью сливаться со снегом и облаками, что в серьезной схватке могло стать преимуществом перед ярко-каштановым противником.
Тауре словно передавались злость и возбуждение, исходившие от обоих жеребцов, когда они двигались навстречу друг другу. Оба издали рев, оказавшись на близком расстоянии друг от друга. И тут из-под их копыт полетел снег, они кружили один вокруг другого, нанося друг другу удары, кусая противника и вскрикивая от ярости. Таура увидел, как кровь окрасила снег, видел грязь под их копытами.
Громобой страшной хваткой держал Бролгу зубами, но вдруг ноги старшего поскользнулись на снегу, и ему пришлось выпустить противника. Опять они принялись описывать круг за крутом. Бролга, более легкий, более проворный, крепче держался на ногах, а когда Громобой поскользнулся во второй раз, Бролга сумел жесткой хваткой вцепиться каштановому жеребцу, в загривок. Взвизгнув от ярости и боли, Громобой ударил того ногами, промахнулся, но затем невероятным усилием вырвался и нанес удар двумя копытами Бролге в грудь, едва не вышибив из него дух.
