"Я спросил что-то не то? - подумал Михалыч, уж больно явно на лице паренька проступило удивление. Потом сообразил: в этом мире никому не было дело до имен рабов. "Эй, ты", или какое-нибудь похабное прозвище - и, если не сообразил, что обращаются к нему, пояснить плеткой. - А, ну тогда привыкай, парень. И есть не на полу объедки, а за столом. И спать не на куче остывшего шлака, а в кровати. А то достала уже эта здешняя дикость..."
- Меня звали Барген ван Аск... господин. А теперь кто как хочет, значит, так и называет.
- Ну что ж, Барген, - задумчиво произнес Михалыч. Тот еще, конечно, помощничек, но отослать пацана назад казалось теперь полным свинством. - Раз прислали тебя, так тому и быть. Вот верстак, вот зубило и молоток. Показывай давай, что умеешь.
Нет, конечно, до златоустовских мастеров пареньку было как до неба. Но и совсем уж неучем он не был, а главное, Стиглон, или кто тут за это отвечает, вовсе не обделил его памятью и сообразительностью. Неплохой парень, а лет через десять вполне получится вырастить стоящего мастера...
Даже теперь Михалыч не мог признаться себе, что парень отчасти заменил погибшего сына.
Неделю спустя по всей округе уже пылали алкские поместья. Сколенцы, которых власть Амори довела до нищеты и голода, осаждали, а потом поджигали замки и поместья, благо, были они в большинстве деревянными. Узнав, что нашлись храбрецы, готовые бросить алкам вызов, крестьяне по всей провинции вставали под знамена Эвинны. Каждый день в Гвериф приходили новые и новые десятки добровольцев, которым от Эвинны нужно было только одно - месть.
Алков резали в постелях, убивали в коротких яростных схватках в поместьях, самых упорных сжигали с деревянными замками. Самые разумные предпочли бежать, прихватив что помельче, да поценнее, порой и нарядившись в женское платье. Кто помоложе и поглупее, сбивались в шайки и резали "сколенских свиней". Результат был один: рыцари попадали в засады, и тут уж пленных не брали.
Войско росло не по дням, а по часам. Ближайшие деревни прислали всех, кого могли, из дальних сел все шли и шли люди. Потянулись лишенные земли, разбойничавшие на дорогах сколенские рыцари. Бросив разбой, на четвертый день явился отряд Торода - Эвинна нешуточно обрадовалась старым знакомым. Как огромная река, восстание вбирало в себя ручейки мелких отрядов и отдельных смелых людей, и само росло и крепло, разливаясь по стране. Прошло девять дней - и у Эвинны были сорок рыцарей и восемьсот пеших ополченцев, больше, чем в Кровавых топях у ее отца. Еще несколько сел создали самостоятельные отряды, партизанившие на свой страх и риск.
