— Пошло, пошло! Держись, старушка! И главное, чур, без оплеух!
Тяжелый бивень стал понемногу подаваться и наконец неожиданно выскочил из раны.
Китиха содрогнулась всем телом.
Плюх! Бивень упал в воду, увлекая за собой парижанина, который барахтался и кричал:
— Не было бобо! Прошло как по маслу! Прекрасная ванна! Заодно можно поплескаться в приливе. Отведи лодку к берегу, а я за тобой вплавь.
Через пять минут друзья выбрались на берег. Ничуть не расслабленный послеобеденным купанием, Тотор встряхивался как собачонка, вытягивая «Нарвала» на сушу.
— Солнце садится, пора в постельку.
— Жестковата эта bed[95], но мы слишком устали.
На берегу — тонкий песок, усеянный кусками белых, как снег, кораллов. Молодые люди раскидали ногами мадрепоры, расчистили себе маленькие площадки, улеглись и тут же заснули.
Утром они позавтракали молоком: мадам Жонас все еще лежала на берегу. Путешественники получили обильную и питательную еду.
Насытившись, они наполнили свое судно песком и кораллами, чтобы не дать ему пересохнуть. Этот тяжелый труд из-за отсутствия инструментов занял почти весь день. Вечером друзья рассчитывали вплавь добраться до китихи и попросить у нее ужин, но она уже снялась с мели и резвилась посреди бухты, высоко выбрасывая фонтан и медленно выбираясь в открытое море.
— Не повезло! — пожалел Тотор. — А я-то надеялся приручить мадам Жонас и устроить здесь образцовый молочный завод! Мы бы делали китовые сыры типа грюйера, камамбера, честера[96] и двойного сливочного. Увы, несбыточные мечты.
— Придется лечь без ужина.
— Аминь!
Путешественники снова улеглись на песке, но бесчисленные жгущие, колющие укусы мешали им сомкнуть глаза. Накануне вечером Тотор и Гарри настолько устали, что ничего не почувствовали, но сегодня! Легионы песчаных блох накинулись на них, кусали, свербили — поистине адская мука.
Устав ворочаться, друзья поднялись, отступили во мрак на несколько сот метров, и повалились на слой ила.
Восход солнца принес избавление.
В одном лье от бухты начинался лес. Пустые желудки погнали подростков к огромной зеленой стене, закрывавшей окрашенный пурпуром горизонт.
Несмотря на весь свой оптимизм, парижанин начал роптать:
— Все-таки надоедает постоянно бороться за похлебку. Хочется минуту побыть жалкими путешественниками-любителями, людьми на прогулке, которые могут и порадоваться жизни! В Австралии были еще цветочки!
— О да, дружище, то были цветочки! Мы — робинзоны волн, робинзоны песков, робинзоны лесов, бродячие робинзоны… да, наша жизнь сурова. Ох, попадись мне этот мерзавец Дик!
