В польских лесах | страница 27



Мордхе схватил одну утку, хотел вытянуть крючок и сломал ей клюв. Выругал с досады лесничего и пошел к сторожке.

Усталый, бросился он на свежескошенную траву.

Было слышно, как в лесу кричит бекас, словно плачущий ребенок. И он сразу заснул.

Глава VII

ДВОЙРЕЛЕ

Двойреле в шелковом белом чепчике с кружевами сидела полураздетая на кровати и тихо плакала. Напротив, на узком пузатом комоде, горела стеариновая свеча в серебряном подсвечнике и слабо освещала большую спальню. От слез лицо у Двойреле казалось прозрачным, а в глазах светилось отчаяние. Она не понимала, за что ее карает Бог. Мордхе, чтобы его не сглазить, есть в кого уродиться. Их род восходит к знаменитому раввину, автору «Тойсфойс Йом-Тов».

В железном сундуке, вспоминала она, где хранится ее жемчуг, лежит старинная книга, унаследованная от матери. Там записана ее родословная. Она ни слова не понимает в этой книге, но от матери слышала, что, когда ей будет тяжело, когда, Боже сохрани, на нее обрушится несчастье, она должна раскрыть эту книгу, воззвать к великим покойникам и плакать до тех пор, пока предки не внемлют, не придут на помощь и не принесут облегчения. Но ей трудно, очень трудно беседовать с предками! Раскрыв книгу, она видит перед собой только меховые шапки и бороды и со страху начинает даже заикаться, не зная, как говорить с мужским полом. Если бы там были ее бабушки, было бы легче, можно было бы больше рассказать им — не обо всем же расскажешь мужчине.

Когда Двойреле рожала, она положила книгу под подушку и молила о сыне. Больше всех она просила о мальчике реб Гецеля. Она была убеждена в том, что он у Всевышнего в большем почете, чем другие. Недаром он умер во славу Божью. Когда Хмельницкий со своими казаками в 5573 году[20] разрушил Коцк, где реб Гецель был раввином, окружил синагогу и потребовал от евреев, которые там спрятались, чтобы они приняли православие, иначе он подожжет синагогу, тогда реб Гецель поднялся на амвон и вонзил себе нож в грудь на глазах всей общины. С реб Гецелем Двойреле чувствовала себя перед Всевышним более уверенно.

С волийским раввином, реб Файвишем, она никогда не беседовала; она его боялась. Он не хотел иметь дела с хасидами, и, когда его младший сын поехал к ребе, он оплакивал его как покойника. Перед смертью реб Файвиша его сыновья должны были дать клятву, что останутся миснагедами и будут преследовать хасидов, как их отец.

Зато она любила своего дядю — реб Меира. Шутка ли! Великий раввин, автор «Кдушас Леви», был его другом. Приехал к нему в Шепс в гости. Отец Двойреле не особенно уважает дядю. А кого он уважает? Он называет его «женским ребе», потому что он принимал их записочки с мольбами о заступничестве перед Всевышним в Дробнине, Безойне и Шепсе, но что она, Двойреле, знает? Как может она, грешная женщина, понять ход их мыслей?