При этом она ненароком коснулась рукой твердого бугра между его ног и услышала негромкое проклятие, видимо долженствующее обозначать крайнее блаженство. Поэтому она опять, уже намеренно, коснулась его в том же месте и на этот раз почувствовала, как мужчина вздрогнул от удовольствия.
— Боже мой, не надо, — прошептал Люк.
— Но почему? Тебе не нравится?
— Ты знаешь, что нравится, — ответил он и жестом собственника провел ладонями по ее бедрам. — Ты отлично знаешь это.
Руки Люка продолжали блуждать по телу девушки, а она начала лихорадочно рвать его брючный ремень… Неожиданно раздавшийся громкий плач превратил их в неподвижные статуи.
Лори!
На какой-то момент время как будто остановилось. Они лежали, замерев в недвусмысленной позе, ладонь Люка по-хозяйски расположилась между ее ног, а Мэгги сжимала в руках пряжку его ремня.
Внезапно он отдернул руки — так резко, как будто коснулся раскаленного металла, — и на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, ей показалось, что он постарел лет на пять. Лицо его исказила гримаса отвращения. Сейчас он походил на человека, которому позволили заглянуть в ад и предупредили, что он, может, останется там — и навсегда.
Серые глаза Люка горели осуждением, он грубо схватил ее за плечи и приподнял.
— Бога ради, Мэгги! — яростно воскликнул он. — Сколько мужчин проделывали с тобой то же самое? Скольким ты позволяла себя раздеть и ласкать. Целовать твою грудь, как это только что делал я?
— Люк! — изумленно воскликнула Мэгги, но он, яростно замотав головой, продолжал как одержимый:
— Если бы не Лори, я сейчас занимался бы с тобой любовью, разве нет? Так сколько же их было, Мэгги? Ради бога, скажи мне!
Мэгги прерывисто вздохнула, испытывая почти физическую боль; она попыталась оттолкнуть его, но безуспешно.
— Как ты смеешь?! — дрожащим голосом воскликнула она. — После того, как ты только что со мной поступил, у тебя нет права ни на какие вопросы. Как ты можешь говорить обо мне, словно я нечто вроде… шлюхи…
Он с шумом выдохнул, встал и отошел от кровати. Мэгги упала обратно на мягкие подушки. Люк постоял, молча глядя на нее, на его лице была написана смесь сожаления и презрения к самому себе. И разочарования.
— Ты права, — наконец сказал Люк лишенным эмоций тоном. Но она скорее предпочла бы страстную, гневную отповедь, а не это ледяное безразличие. Он продолжил тоном судьи, выносящего приговор: — Мое поведение было непростительным, Мэгги. Во-первых, потому что я почти что изнасиловал тебя, а во-вторых, абсолютно несправедливо морализировал на твой счет, не имея на то никакого права.
