Они вышли у хорошо известного Инессе дома. Когда-то тут жила тетя Юзя со своим мужем Тимофеем Федоровичем и Артемом. Их подъезд тоже был со двора. Кажется, тот самый подъезд, подумала Инесса, когда они поднимались по лестнице. Только не могла вспомнить, на каком этаже была тети Юзина квартира. Осталось в памяти – красное дерево мебели, цветы повсюду в плетеных корзинах, множество фотографий на стенах, домработница Феня, с ее забавным псковским говором и неумолчным ворчаньем: каждый шаг по натертым ею до сверкания в глазах полам как бы по ней самой приходился. Феня тоже умерла в блокаду. Из разоренного этого гнезда пошла работать на завод, поселилась в общежитии. Тетя Юзя – она после ареста Тимофея Федоровича переехала в Москву, к старшей сестре, – до сих пор хранит ее залитые слезами письма, еще довоенные: трудно ей было привыкать к новой жизни после всегда полного людей, музыки, веселья дома.
На третьем этаже Токарев позвонил, и дверь им открыла высокая крупная старуха с белыми-пребелыми волосами.
Она целовала сына и то прижималась с нему своей белой головой, то отстранялась, чтобы взглянуть – каков он на вид, здоров ли, благополучен?
Красавица старуха. На белом гладком лице – ни морщинки, голубые глаза, не потерявшие яркость, профиль, как у сына, прямой, четкий. Графиня из бывших, да и только. Однако Токарев еще в машине поведал:
– Мать у меня деревенская, необразованная, но из тех русских простых женщин, у кого ума и житейской мудрости на десятерых образованных хватило бы. – Он любил мать, гордился ею. – Очень была красивая. После того, как Юля, сестра, погибла, от красоты мало что осталось, – Тут сын был к матери несправедлив. Дай Бог каждой женщине в такие годы сохраниться не хуже.
– Мама, познакомься, – сказал он, когда они друг на друга нагляделись, – моя сослуживица Инесса Михайловна. – И к Инессе: – Моя матушка, Антонина Павловна.
Вышел отец – при всем параде: в темном костюме, белой нейлоновой сорочке, с галстуком. Костюм, заметила Инесса, сидел на нем не очень ловко: так часто выглядит штатская одежда на бывших кадровых военных, для которых все эти пиджаки все равно что фрак для простого смертного.
Рыжеватый, с розоватыми щеками, коренастенький такой мужичок Токарев-старший; даже странно, что Юрий Евгеньевич – его сын.
