— А я ни во что не верю, — грустно произнес Телекл. — Отсюда еще никто не уходил. Незадолго до меня здесь умер несчастливый соперник Масиниссы Сифакс. При мне от той же болезни скоропостижно скончались Филипп, Эвагор и Персей. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Но я слышал, что Персей уморил себя голодом, — возразил Полибий.
— Голодом! — возмущенно повторил Телекл. — Взглянул бы ты на центуриона, которому доверили охранять македонского царя, и все бы понял. Стоило Персею заснуть хотя бы на миг, они его будили. Они замучили Персея, а потом, напившись, этим хвастались.
— А старший, Александр? Ты мне о нем писал.
— Старший жив.
Они прошли через калитку во внутренний дворик, и сразу Полибий увидел склоненную мальчишескую фигурку.
Услышав шаги, мальчик вздрогнул, машинально закрыл руками лежавшую на коленях деревянную доску.
— Не бойся, Александр, — успокоил Телекл мальчика. — Это не ромей, это мой друг Полибий. Ты можешь доверять ему так же, как мне.
Мальчик внимательно посмотрел на Полибия и протянул ему доску с резьбой. И тот невольно залюбовался обнаженной девушкой, прикованной цепями к скале. У скалы — поверженное чудовище со змеиной головой. Юный воин наступил на него, чтобы дотянуться до оков на ногах пленницы. На голове его македонский шлем с вырезом для ушей, рядом, на земле — македонский щит. Это не герой аргосских сказаний Персей, рожденный от золотого дождя Зевса, а македонец Персей, отец юного художника, побежденный и замученный ромеями.
— Это прекрасно! — воскликнул Полибий, обнимая мальчика. — Прекрасно, Александр, сын Персея. Я счастлив, что побывал в Альбе Фуцинской и увидел твое искусство.
Полибий и Телекл вышли и долго молчали.
— Подумай, Телекл, — проговорил наконец Полибий взволнованно. — Мальчик, почти ребенок, постиг тайну поэзии. Помнишь предания нашей родины? Во всем — в камне, в дереве, в водном потоке своя нимфа, дриада.
— Душа природы! — подхватил Телекл. — Древесная душа, открывающаяся поэтам и художникам. Наша родина унижена. Кто — раб, кто — изгнанник! Но сейчас мне кажется, что наши страдания не напрасны. Надежду вселяют и работа Александра, и твоя история. Я рад, что ты собираешься ее писать.
— Готовлюсь к этому, — поправил Полибий.
— Завидую моему Критолаю, — продолжал Телекл грустно и проникновенно. — Он прочтет твой великий труди…
Телекл схватился за грудь, вздымавшуюся, как кузнечные меха.
— Вот так-то, Полибий, — сказал он, пытаясь унять хриплое и порывистое дыхание. — Мой Критолай — ровесник царевича Александра и, как он, останется сиротой. Когда вернешься, замени ему меня.
