Выйдя за ворота, Катон столкнулся лицом к лицу с миловидным юношей в фартуке поверх туники.
— Чей ты? — спросил Катон, сверля незнакомца взглядом.
— Я от Филоника. Он мастерскую в Кумах держит.
— А здесь ты что потерял?
— Вилик мне шкуру быка продал. Я ему же задаток дал. Он ее рабам скоблить отдал.
— Сколько?
— Денарий…
Катон порылся в кошельке и достал оттуда монету.
— Получи. И больше не имей дело с ворами, а то прогоришь.
Юноша попрощался с Катоном, сел в повозку, на кожи, залихватски свистнул, и мулы понеслись.
Катон знаком подозвал вилика. Тот, подойдя, упал ничком и стал покрывать поцелуями сандалии Катона.
Брезгливо отстранившись, Катон повернулся к вознице:
— Возьми у него ключи, а самого отведи на мельницу, к колесу. Там одно место пустует.
— Пощади! — истошно вопил вилик. — У жены здоровье слабое. Близнецы…
— А почему тебя жена беспокоит? — жестко спросил Катон. — Теперь она жена вилика, которого я пришлю. В Рим поеду сам, — сказал он вознице. — Пока побудешь за вилика.
Садясь на место кучера, он крикнул:
— А близнецов его отнесешь к молодняку.
В то утро Публий нетерпеливо прохаживался у ворот своего дома.
Увидев Полибия, спускающегося по улочке, он бросился к нему навстречу.
— Как я рад, что ты пришел вовремя.
— У меня нет привычки опаздывать. Ведь я знал, что ты меня ждешь, тем более — тебе нужна моя помощь.
— Я выразился неточно, скорее совет. Мне известно, что ты командовал ахейской конницей и, по твоим словам, знаешь лошадей лучше, чем книги. Не можешь ли ты высказать свое мнение о коне? Он стоит в конюшне.
— С великим удовольствием, — отозвался Полибий. — Мне и теперь часто снится, что я куда-то скачу. И хотя по нашим поверьям увидеть во сне коня — к смерти, мне кажется, что Гипнос посылает мне в утешение то, чего я лишен наяву. Как у вас говорят: «Мечтает бык ходить под ярмом, а ленивый конь пахать».
— Не конь, — поправил Публий, — а кляча. Ибо в латинской поговорке, которую ты перевел, употреблено слово «кабаллус», а не «эквус». Вот мы и пришли.
С этими словами он приоткрыл ворота конюшни и скрылся. Пахнуло сеном и конским навозом. Полибий вдруг вспомнил, как он осматривал коней, решая их судьбу. За ним толпились конюхи и наездники, а кони гордо вскидывали свои прекрасные головы.
— Вот и я! — раздался голос Публия.
Он вел высокого стройного коня, белого в яблоках, с густой темной гривой и широкой мускулистой грудью. Сквозь лоснящуюся кожу просвечивали вены. Чепрак на спине был из тонкой кожи, шитой узорами и вплетенными буквами, какими — Полибий не разглядел.
