— Если не выйдешь замуж на этот раз, — сказала миссис Паркинс, — тебя ожидают горе и отчаяние. В сердечных делах у тебя будет много огорчений. От разных людей. Короче говоря, если не выйдешь сейчас замуж, любовь погубит тебя.
— Вот как? — сказала Дженни.
— С тебя два доллара.
Пока Дженни рылась в сумочке, на ум ей пришла любопытная мысль. По Эзриному валютному курсу на эти два доллара она могла бы купить целых два ресторана.
Она вышла за Харли в конце августа. Их обвенчали в маленьком баптистском молитвенном доме, который время от времени посещала семья Тулл. Коди был посаженым отцом, а Эзра — шафером. Гостями, которых Эзра встречал в церкви, были Перл, родители Харли и его тетя по материнской линии. Дженни была в белом платье из шитья и в босоножках. Харли — в черном костюме, белой рубашке с воротничком на пуговках и в тупоносых матово-черных полуботинках. На всем протяжении свадебной церемонии Дженни глаз не отрывала от этих ботинок. Они были похожи на черные лакричные мармеладки.
Перл не проронила ни слезинки, по ее словам, она была счастлива, что все так обернулось, хотя кой-кому не мешало сообщить ей обо всем заранее. Такое облегчение — видеть свою дочь в надежных руках, сказала она, гора с плеч. Миссис Бейнс плакала беспрестанно. Иначе не могла. Но после венчания она сказала Дженни, что это вовсе не означает, будто она против их брака.
После свадьбы Харли и Дженни поездом уехали в Полемский университет и сняли там маленькую квартирку. Мебелью они пока не обзавелись и свою брачную ночь провели на полу. Дженни тревожила мысль о неопытности Харли. Она не сомневалась, что он всегда был выше таких вещей, как секс, сама она тоже понятия об этом не имела, вот они и потерпят крах в том, что у всех на свете получается само собой. Но Харли отлично знал, что к чему. Скорее всего, он заранее изучил эту проблему. Она живо представила себе, как он сидит в библиотеке, сопоставляя теории разных специалистов, и усердно делает выписки.
III
— Огнем Олимпа ослеплен, свалился Фред на голый склон, — сказала Дженни, обращаясь к ландшафту, проносящемуся мимо вагонного окна.
Эту абракадабру студенты сочинили для запоминания первых букв латинских названий черепно-мозговых нервов: обонятельный, зрительный, глазодвигательный… Она нахмурилась и снова заглянула в учебник. Был 1958 год, начался первый майский уикенд, но она не могла провести его так, как хотела. Вообще-то ей полагалось сидеть в Полеме и зубрить, а она ехала с визитом в Балтимор.
