— Вам бы надо было позаботиться о запасной матери, Эзра, — сказала она. А может, только хотела сказать. — Вы такие неприспособленные. — Но, видно, не сумела произнести ни слова, так как услышала, что сын снова откинулся в кресле и перевернул журнальную страницу.
Весной 1975 года, более четырех лет назад, она стала терять зрение и с тех пор ни разу отчетливо не видела Эзру. Все расплывалось перед глазами, и Перл пошла к врачу выписать очки. Тот сказал, все дело в сосудах. Как-никак ел уже за восемьдесят. Но врач не сомневался, что дело поправимое. Он послал ее к другому окулисту, тот — еще к кому-то… В конце концов они пришли к выводу, что помочь ей ничем нельзя. Необратимые возрастные изменения.
— Ну и развалина же я стала, — сказала она детям, — видно, зажилась на этом свете. — И усмехнулась.
Положа руку на сердце, ей трудно было поверить в неотвратимость беды. Сначала она испугалась, потом примирилась. Храбро отшучиваясь, твердо решила гнать от себя мрачные мысли. Просто слышать о них не желала, и точка. Она всегда была волевой женщиной. Однажды, когда Бек был в очередной поездке, она два дня ходила со сломанной рукой, пока он не вернулся и не взял на себя заботу о детях. Это случилось вскоре после очередного их переезда, когда Бека опять перевели на другую работу. В чужом городе ей не к кому было обратиться за помощью. Вот и теперь, много лет спустя, она не стала принимать никаких лекарств, даже аспирина, ни у кого не искала сочувствия, ни о чем не расспрашивала.
— Доктор говорит, я слепну, — сообщила она детям, в глубине души не веря этому.
А зрение между тем ухудшалось с каждым днем. Ей казалось, будто свет разжижается и тускнеет. Спокойное лицо Эзры, которое она так любила, расплывалось. Теперь и при ярком солнце ей стало трудно различать его черты. Она замечала сына, лишь когда Эзра подходил совсем близко — большой, сутулый, с годами чуть пополневший. Она ощущала его уютную теплоту, когда он садился рядом на диван и рассказывал, что передают по телевизору, или разбирал фотографии в ее ящике; она так любила, когда он этим занимался.
— Что там у тебя, Эзра? — спрашивала она.
— Какие-то люди на пикнике, — отвечал он.
— Пикник? Что за пикник?
— Белая скатерть на траве. Плетеная корзина. Дама в широкой блузе с матросским воротником.
— Может, тетя Бесси.
— Тетю Бесси я бы узнал.
— Или кузина Эльза. Помнится, она любила такие блузы.
— Первый раз слышу, что у тебя была кузина, — удивлялся Эзра.
