Если бы в такую минуту к Барбозе пришли с вестью, что пожар пожирает его драгоценные книги, что его родители погибли в огне,– он ничего не смог бы сделать и даже пальцем бы не пошевелил – воля у него была полностью парализована.
И это невыносимое страдание, эта бесчеловечная пытка длилась целый день.
* * *
Рассвело.
Как только открылись двери и на фазенде началась жизнь, Ленита вернулась в спальню к Барбозе и села у него в изголовье, раздумывая, чем бы ему помочь и как вообще следует поступать в подобных случаях.
–?Ничего, ничего не надо делать,– нетерпеливо повторял Барбоза,– это все от нервов и со временем пройдет, к вечеру будет все в порядке.
Ленита с удивительным тактом, словно умелая и опытная сиделка, поправила ему подушки так, что он почувствовал облегчение. Отворив шкаф, среди множества пузырьков она отыскала нужную микстуру и чуть ли не силой заставила его принять две полные столовые ложки.
Ощупав его ледяные ноги, она велела принести бутылку горячей воды, завернула его в полотенце, положила в ноги Барбозе и укутала одеялом, да так, что он почти не ощутил боли, причиняемой движениями.
Стоны Барбозы понемногу стихали, слабели и, наконец, вовсе прекратились – он заснул.
Спал он долго – часа два, не меньше.
Ленита не оставляла его ни на минуту. Она неподвижно сидела в изголовье и молча оберегала сон Барбозы.
Вдруг он проснулся, резко сел и нетерпеливым, раздраженным жестом велел ей уйти.
Ленита не подчинилась.
Барбоза, бледный, с перекошенным лицом, кое-как открыл прикроватную тумбочку, достал ночной горшок, поставил на постель рядом с собой и встал на колени.
Брюшной пресс, желудок, диафрагму и пищевод свела сильнейшая судорога. Скулы резко обозначились у него на бледном, исхудавшем лице. Изо рта хлынула струя желтой, пенистой желчи, залив дно и забрызгав стенки горшка.
Приступ рвоты повторился, за ним последовал еще и еще один. Извергаемая безо всякого усилия желчь была уже не желтой и не пенистой, а зеленой, чистой и прозрачной.
Ленита, чье лицо выражало глубокое сострадание, поддерживала Барбозу за взмокший от испарины лоб.
Обессилев, Барбоза грузно рухнул на подушки, постонал еще немного и снова заснул.
Ленита велела вынести, вымыть и принести назад горшок и опять заняла свой пост у изголовья больного, любовно оберегая его уже спокойный сон.
Когда ее позвали завтракать, она вышла бесшумно, на цыпочках.
Когда она рассказала полковнику о болезни сына, тот ответил, что ничего страшного нет, что мигреням от подвержен с малолетства, что с возрастом он их переносит легче, а приступы бывают все реже.
