, старых и молодых, самцов и самок, щурясь и белозубо улыбаясь, лукаво толкают друг друга под локоть и шепчут на ухо всякие непристойности. Это уже не просто смешно, а пошло и грязно.
Любовь – это дитя роковой, тиранической необходимости воспроизводства. Индусы это называют вернуть долг предкам. Слово любовь – это, по сути, эвфемизм для слова течка. Действительно, с точки зрения физиологии любовь и течка – это одно и то же. Любовь, как утверждают биологи, начинается с избирательного влечения двух разнополых особей, которых можно назвать по-разному наэлектризованными, разнозарядными. Поразительная сложность человеческого организма превращает это примитивное влечение, результатом которого становится рождение ребенка, в войну нервов, которая, будучи сдерживаемой или плохо управляемой, производит гнев Ахилла, разврат Мессалины, экстаз святой Терезы. Противиться любви бесполезно – приходится покоряться. Против природы не попрешь, а любовь – это природа. Древние знали, что делали, когда символически изображали любовь в виде Венеры или Афродиты – прекраснейшей, но неумолимо мстительной богини. Любовь – это прочнейшая связь между живыми существами, их душа, их бытие.
Ленита предлагала себя ему. Что ж, он станет ее любовником.
Барбоза поднялся и ощутил прилив сил, как бывает у тех, кто принял окончательное решение, быстрым шагом пошел домой.
Войдя в комнату, он положил ружье и патронташ, чиркнул спичкой, зажег свечу, вымыл руки.
Потом он вышел.
Идя по коридору в переднюю, он лицом к лицу столкнулся с Ленитой.
–?Ох! – воскликнул он.
Их руки словно искали друг друга в темноте и встретились, пальцы переплелись.
Барбоза привлек Лениту к себе, хотел поцеловать в губы, но не решился и поцеловал в лоб.
Ленита не противилась – напротив, мягко прильнула к нему.
В коридоре было темно. Барбоза не видел черного пламени сладострастия, вихрившегося в глазах у девушки, не видел бледности ее щек, алости губ, смущенно молящих о поцелуе, и несравненного изгиба шеи.
Решительность Барбозы ослабла. Храбрость и мужество отказали ему, он уже не ощущал никаких желаний. Сердце у него беспорядочно колотилось, как у семинариста, впервые оказавшегося наедине с женщиной легкого поведения.
Вдруг он резко отстранил Лениту и позорно ретировался.
Во мраке коридора послышалось неутешное рыдание.
Ужин прошел в крайне напряженной обстановке. Ни Барбоза не глядел на Лениту, ни Ленита на Барбозу. Ели они – вернее, притворялись, что едят,– в полном молчании.
