Екатерина Павловна даже вздрогнула, услышав крик совы. Она никогда не была суеверной, но в по-следнес время, если завоет собака или скотина ночью заревёт, мурашки по телу побегут. А теперь эта со-за… И вчера прилетала, и позавчера… Выходила Екатерина Павловна, прогоняла, но сова снова возвращаюсь, кричала с сосны возле плетня.
Кто-то зашуршал в сенях. Испуганно и радостно она метнулась к дверям, хотя и знала: днём Пётр прийти не мог.
— Можно, Екатерина Павловна? — услышала она мальчишечьи голоса.
— А, это вы, щорсовцы? Садитесь, рассказывайте, как вы там… воюете?
Вместо ответа мальчишки шмыгнули носами и подтянули брючонки. И в карманах жалобно дзенькнуло.
— Что там у вас?
— Да-а…
— Смотрите, а то заметит кто недобрый…
— Да-а-а…
— Вот вам и «да». На глаза дуросветам не попадайтесь с этими штучками. — Глазами указала на их оттопыренные карманы. — Ну, рассказывайте, зачем пришли? Я знаю, вы без дела не приходите. Так или нет?
— Так.
И снова дзень-дзень.
Гриша ловко вынул из потайного кармана листовку, расправил, подал Екатерине Павловне.
— Вот…
— Где это вы?
— В лесу нашли… С самолёта сбросили…
Екатерина Павловна быстренько надела очки и, сдерживая волнение, пробежала глазами листовку. С тревогой оглянулась на окна.
— Вы никому не показывали?
— Н-нет… Хотели пионервожатой, но её немцы арестовали.
— Олю?! — ужаснулась Екатерина Павловна.
— Ага. Босую повели… По снегу.
Несколько долгих минут Екатерина Павловна смотрела в окно, за которым на холодную землю опускались большие снежинки, потом снова поднесла к глазам найденную мальчишками листовку. И начала читать — сначала тихо, а потом всё громче — о том, что стоит Украина в огне, стоит страдающая и измученная, но непокорённая, не поставленная врагом на колени…
Гриша слушает, и кажутся ему те слова живыми. Как люди, как птицы… Слушает и смотрит на высокие ворота, занесённые снегом. Вдруг ворота распахнулись, и Гриша, бледнея, громко зашептал:
— Екатерина Павловна, поглядите!..
Екатерина Павловна глухо вскрикнула: в окружении гитлеровцев во двор неуверенной походкой вошёл Пётр Сидорович.
Только успела она спрятать листовку за пазуху, как фашисты затарабанили прикладами в сенные двери. Потом на пороге вырос Мыколай с перебинтованной головой.
— Выходи! Полюбуйся на своего бандита!
Это говорил бывший её ученик, которого она учила любить добро и ненавидеть зло, которого учила уважать старших.
— Как ты смеешь…
— А ну молчать! Кончилось ваше царствование! Выходи! Ну, кому сказано?
