«Такое впечатление, что с того дня минула целая вечность», — подумала Клара.
— Даже мисс Нил не знала?
— Вообще-то, я сразу сказала Джейн об этом.
— Кто-нибудь еще знал о решении совета?
Теперь Клара, похоже, несколько растерялась.
— Мы говорили на эту тему вечером в тот же день, за ужином. К нам пришли друзья, мы отмечали нечто вроде кануна Дня Благодарения.
— Кто присутствовал на ужине? — доставая блокнот, обратился к ней с вопросом Бювуар.
Он больше не доверял Николь в том, что она сумеет записать все, как надо. Николь заметила его жест и оскорбилась едва ли не сильнее, чем в тот момент, когда ей поручили делать записи. Клара назвала по памяти список гостей.
Гамаш не сводил глаз с картины.
— Что на ней изображено?
— Заключительное шествие окружной ярмарки в этом году. Смотрите, — сказала Клара и указала на козу с зеленой физиономией и пастушьим посохом, — это Руфь.
— Клянусь Богом, это и в самом деле она, — растерянно протянул Гамаш, а Бювуар разразился громовым хохотом. Должно быть, он совсем ослеп, если не смог сам разглядеть ее. — Но постойте, — восторг Гамаша внезапно испарился, — ведь картина написана в тот самый день и в то самое время, когда у себя дома умирала Тиммер Хедли.
— Именно так.
— И как Джейн назвала ее?
— «Ярмарка»[35].
Даже несмотря на дождь и ветер, Гамаш видел, как красива окружающая его сельская природа. Клены оделись в ярко-красный и оранжевый наряд, а листья, сорванные ветром с деревьев, укрывали дорогу и канавы по обеим ее сторонам подобно вытканной вручную разноцветной материи. На пути из Уильямсбурга к Трем Соснам им пришлось перевалить через горную гряду, разделявшую два селения. Дорога вполне разумно и предсказуемо следовала всем изгибам долины и русла реки. Вероятнее всего, это был старый путь, проложенный еще для дилижансов, но тут Бювуар свернул на совсем уж узенькую и грязную тропинку. Их машина запрыгала на глубоких ухабах, так что Гамаш едва мог разобрать свои записи. Он давно уже приучил желудок не реагировать на транспортное средство, в котором ему приходилось передвигаться в данный момент времени, но вот глаза оказались неподвластны самовнушению.
Бювуар притормозил у большого металлического почтового ящика, выкрашенного в ярко-желтый, жизнерадостный солнечный цвет. На нем от руки был нарисован номер и написана фамилия — «Крофт». Автомобиль свернул на подъездную аллею. По обеим сторонам ее высились гигантские клены, образуя нечто вроде галереи Тиффани.
