- Помоги ты, - сказала она ему без надежды в голосе, ожидая привычные, хорошо если не грубые, слова отказа. Однако сын ловко выпрыгнул из машины, оставив шинель на сидении, подошел к девушке, привычным жестом одернул под ремень сбегавшиеся на середину спины складки гимнастерки. Девушка не сразу поняла, что он хочет сделатъ, и даже испугалась. Тогда мать, открыв дверь машины, крикнула ей, чтобы она не боялась, и что солдат перенесет её через топь, потому что у него сапоги и ему это нетрудно. Девушка послушалась, доверчиво вскинула руки на плечи парня, он бережно подхватил её и понес, осторожно ступая по грязи и стараясь не оскользнутся. Также бережно он опустил её на сухую землю и опять привычным армейским жестом одернул гимнастерку.
- Как же вы пошли в лес в таких туфельках? - удивилась мать.
- Мне недалеко, вон туда, - ответила девушка, неопределенно махнув рукой; она уже смело смотрела на парня и мужчин в автомобиле и явно не хотела, не торопилась уходить - наверно, ей понравилось на крепких солдатских руках. Мать попрощалась, захлопнула дверь машины, и девушка пошла дальше, через несколько шагов она оглянулась, и в её прощальной улыбке промелькнули запоздавшее доверие и благодарность.
В машине все тоже улыбались - сытная, вкусная еда, размягчая, размаривая нутро, разбудила чувство довольства и собой, и жизнью, и солнечным днем... Мать с тоскливой грустью смотрела на улыбавшихся мужчин их распирало самодовольство, как будто бы не солдат сделал три шага по грязи с девушкой на руках, а они хитроумным способом переправили целый полк через огромное топкое болото. Особенно усердствовал муж - какой сын! какой замечательный парень! и я какой! и приятель мой - что надо! Матери вспомнилась последняя просьба, с которой она обратилась к сыну за полтора месяца до его ухода в армию. В их большой четырех - комнатной квартире несколько месяцев шел сложный капитальный ремонт, связанный с перепланировкой, который она одна выносила на своих плечах - сын сдавал экзамены за 10-й класс и его нельзя было беспокоить, потом он уехал плавать на байдарках, потом был на даче, муж был в доме отдыха, а после сразу уехал за границу в туристическую поездку. Даже когда они были дома, никто из них ей не помогал - в этих двух здоровых и сильных с виду мужчинах - её муже и её сыне - непонятно почему совсем не были развиты основные мужские качества, делающие мужчину именно настоящим мужчиной, - понимание человеческой слабости женщины и элементарное желание помочь eй сделать работу, если она ей или совсем, или уже не по силам. Любой из многочисленных рабочих, перебывавших в доме за время затянувшегося ремонта, в этом отношении был добрее и человечнее, нежели эти близкие ей люди. Ремонт подходил к концу, оставались столярные работы - в квартире менялись двери, плинтуса, устанавливались экраны на батареи отопления. Два столяра работали почти каждый вечер, и после их работы оставалось много мусора легких, невесомых стружек, щепок, опилок. Мать очень уставала, допоздна собирая и вынося ворохи мусора, причем усталость была уже не ежедневной, не еженедельной - сказывались месяцы ремонта. И вот однажды она попросила сына вынести два ведра, в которые она плотно утрамбовала стружки и опилки. Вёдра были легкие, но сил уже не оставалось даже на такую малостъ, кроме того, мучила обида на сына - он не работал уже третий месяц, ожидая призыва в армию, летом прекрасно отдохнул в походе на байдарках и потом на даче, и мог бы сейчас хотя бы заметить, что мать изнемогает от усталости. Ведра стояли два дня, несколько раз она напоминала о них сыну, на третий день, когда она снова попросила вынести их, он одним ударом тяжелых ботинок, которые она когда-то привезла ему в подарок из Чехословакии, опрокинул ведра. Столько злобы и силы вложил он в этот удар, что ведра покатились по полу коридора, легкие, спрессованные стружки рассыпались и разлетелись по свеже отлакированному паркету во все комнаты... Слезы душили мать, когда она выметала эти стружки из-под кроватей, шкафов, кресел, снова утрамбовывала их в ведра и несла эти ведра на помойку, уже совсем тупая от боли и усталости. Нервное потрясение было так велико, что она сильно разболелась - разыгрался мучавший её уже несколько лет невроз. Сына она не могла видеть - её трясла мелкая нервная дрожь и тошнота подступала к горлу, когда она слышала его тяжелые шаги в тех же самых ботинках...
