В нем не задержались:
Путь-дорога лежит за Чалдоваром на Беловодск: это осиное гнездо белогвардейского мятежа в 1918 году. Тем более необходимо было здесь ознакомиться с настроением жителей, узнать — какими они живут интересами, чем недовольны, чего ждут, на что надеются. Уже через полчаса после того как мы приехали, народу привалило к Совету человек четыреста; полегоньку нас осматривали, ощупывали, спрашивали: кто, дескать, такие, зачем их, мужиков, собрали и нет ли новой «набелизации»?
— Да разве уж так часто вас мобилизуют? — удивился я.
— Не… не часто…
— А чего же вы всполошились?
— Да, ишь ты, сказывали, — военные будто люди наехали и весь народ на площадь загнать велят…
— Не загнать, — поправляю бородатого собеседника, — это я просил собрать вас сюда, чтобы потолковать о разных делах…
— Толковать, што не толковать… — ответил он и сразу замолк. Потом, после долгой паузы, чесанув за ухом, волосач еще раз брякнул: — Толковать, што же… оно можно… Только будто мужика прибижать хочут.
— Это как прибижать?
— А землю отымать, надыть, жалают… Однем оттянуть, а другем отдать…
— Полно, отец, — говорю ему успокоительно, — отнимать никто ничего и не собирается.
— А киргизне?
— Што?
— Ей, говорят, все теперь пошло: и скотина у ней будет своя, и земля от нас под ее отойдет.
— Да ты давно на своей-то пашешь земле? — спрашиваю его.
— Сызмальства, — проворчал волосач…
— Кто же у тебя — никто и не возьмет… Это, знаешь, о какой ты слышал земле, будто ее киргизам станут возвращать? Это вот что после шестнадцатого года…
Я пояснил ему, в чем дело. Старался как можно проще, убедительней, наглядней растолковать, что полунищей киргизской бедноте, возвращающейся ныне из Китая, надо помочь всемерно: это долг государства, это долг каждого честного человека…
Нас окружила густая толпа любопытных: всем охота была послушать приезжего. Слушали молча. Участия в разговоре никто не принимал. Даже не кивали головами, не пускали, по-обычному, односложных крепких выраженьиц. Но лишь только сказал я про необходимость помочь киргизам, как толпа загудела оживленно:
— Што не помочь! Кто против помощи… Каждому помочь надо… А чем помогать-то? А што мы дадим? А как он станет работать-то? Кто его научит, да кто ему соху-борону подарит, — где это купцы такие?
И пошли и пошли — заговорили.
Был нащупан один из основных вопросов, о котором могли они говорить, не расходясь, три дня и три ночи…
Этот вопрос буквально всех интересовал и волновал. На наш разговор подходили все новые и новые кучки, толпа у лавчонки выросла настолько, что не было смысла вести дальше частную беседу, — полезней было начать собрание. Когда я об этом заявил — дружно согласились, и, уже залезая на ящик, вдогонку я слышал напутственные слова:
