Труппа была большой, оперетта работала вперемежку с драмой. Актеры, нынче выступавшие в Гауптмане и Грильпарцере, завтра подтягивали в Легаре и Штраусе. Впрочем, такая универсальность в амплуа касалась преимущественно маленьких актеров и хористов, главные же исполнители соблюдали верность либо трагедии, либо вокализму.
Одним из наших друзей сделался музыкальный маэстро театра капельмейстер Рихард Кваст. Он уже отведал войны. Его полк, выступивший в начале кампании, с боями промаршировал через Бельгию, ворвался глубоко во Францию и после разгрома немцев на Марне, наполовину перебитый, изорванный в клочья, возвратился домой. Кваст был дважды ранен, но не слишком серьезно, ровно настолько, чтобы каждые два-три месяца получать отсрочки нового призыва в ряды войск.
Он уже не говорил о войне иначе как о «дерьме».
— Пусть они жрут его без меня. Я сыт. У меня оно лезет горлом наружу. Мы елейно вздыхали:
— Но ведь немцы — они совсем не хотели воевать… Он краснел. Сдавив зубы, он корчил гримасу ехидства и шипел:
— Ну, так… я про то и говорю, что я, немец, не хочу воевать…
По натуре он был весел и, как Казанова, любил женщин. Целые выводки девиц окружали его, когда он, после репетиции, выходил из театра и щурился на солнышке, рассказывая не очень скромные анекдоты. Девицы были готовы с ним на многое. Он хорошо знал это и был счастлив.
Когда нас сюда сослали, на первой же явке в полиции мы встретились с господином художником Шером. Господин художник Шер опоздал на пять минут, и секретарь полиции, отчитав его, предупредил, что впредь за опоздание нас подданных вражеского государства, находящегося с Германией в состоянии войны, — будут сажать в концентрационный лагерь.
Шер первым из нас нашел работу: он поступил во фруктовый магазин испанского купца. Он зашел в магазин просто мимоходом, постоял, подумал и сказал на плохом французском:
— Я хотел бы у вас что-нибудь делать…
— Ваше желание не совпадает с моим, — ответил испанец.
Шер не импонировал торговцу: слишком мал ростом, долгонос, непредставителен, иноземного вида, захудало одет. Испанец одной своей упитанностью внушал покупателю доверие.
— Что вы умеете делать? — спросил он.
Шер посмотрел на стены и карнизы потолка.
— Я распишу вам это… фруктами…
— Рядом с живыми фруктами мазня будет производить отталкивающее впечатление. Да и откуда я знаю, что вы умеете писать?
— Я работал копиистом в дрезденском Цвингере.
— Нет. Покупатель на это не пойдет.
