— Шагайте прямо, — сказал он, — тут уже ничему повредить нельзя.
— Что случилось?
Он приподнялся и, перешагнув через хлам, сел на кровать.
— Они увезли с собой целую корзину книжек.
— Обыск?
— Погром, — ухмыльнулся он. — Но меня почтили: распоряжался сам секретарь полиции.
— Что им понадобилось?
— Книжки, книжки, больше ничего. Антивоенные книжки.
— Но ведь им, должно быть, на руку, что вы против войны?
— С какой стороны, знаете ли… Он занялся своим пенсне, протирая его платком и разгибая тугую пружину.
— Могли забрать и вас, — сказал я.
— Они еще поправят свое упущение.
— Но с чего они взяли? — воскликнул я. — Ведь должно было что-нибудь толкнуть их к обыску.
— Шер, — сказал он.
— Что — Шер?
— Шер, думаю я, был поводом к обыску.
Я схватился за кровать, чтобы удержаться на месте. Розенберг близоруко сощурился, надел пенсне, взглянул на меня через стекла и засмеялся.
— Нет, не то, не то!.. Шер явился ко мне за книжками перед тем, как идти в лагерь. Я дал ему кое-какие брошюры насчет войны, швейцарские издания. Наверно, отсюда все пошло: он взял их с собою в лагерь. А у меня все, что было швейцарского, — все забрали, даже карту альпийской растительности.
— Вы решили перебросить в лагерь литературу, правда?
Он помедлил немного.
— Я хотел заняться с Шером политикой.
— Ну, об этом позаботятся без вас!
И я рассказал обо всем, что видел на кладбище.
Сезон шел к концу. Гульда уехала к подруге и писала мне почти каждый день. Я изучил ее руку не хуже своей, ее письма я узнал бы на ощупь, с закрытыми глазами. Она касалась в них многих предметов, но в сущности всегда говорила об одном. В ее неустанной болтовне было так много счастья, что невольно я запоминал письма наизусть. Мне казалось, я отвечаю ей очень разнообразно, потому что пишу о прочитанных книгах, о своих планах, о войне и плене, но это было все то же, все то же: мы не могли жить друг без друга, и в этом заключалась вся наша жизнь. Книги, которые она подарила мне, обладали такой прелестью, что я читал их почти с трепетом, их вид вызывал во мне нежность, я мог бесконечно разглядывать и держать их в руках не читая. Мы условились — весною дать себе волю в наших встречах. Но Гульда не знала, скоро ли возвратится: болезнь подруги задерживала ее, и это заставляло нас еще больше тосковать.
Перед закрытием сезона труппа подписала с директором контракт на весенние гастроли в маленьком городке Рудных гор. Чтобы заинтересовать всю труппу, директор обещал хору бенефис. Но все равно было приятно побывать в другом городе: обычные репетиции отменялись, везли готовый репертуар, поездка должна была обратиться в прогулку.
