— Иди сюда.
Все мои страхи показались сущей паранойей, потому что пропажа тотема профессора совершенно не взволновала. Конечно, что пользы ему расстраиваться? Кулон исчез, во всяком случае, Кадотт так подумал.
Когда я села к нему на диван, наши бедра соприкоснулись. Я отодвинулась. Он последовал за мной, прижав свое обтянутое джинсами бедро к моему. Однако когда я бросила на него быстрый взгляд, он смотрел на бумаги, а не на меня.
Я оставила свою ногу там, где она была.
— Видишь это?
Я проследила за его пальцем, и увидела очень точный карандашный рисунок тотема, больший по размеру, чем настоящий камень. Отметины также были увеличены. Так их было намного легче рассмотреть.
— Ты молодец, — признала я.
— Ты и понятия не имеешь насколько.
У меня вырвался смешок. Этот звук заставил меня осознать, как редко я его слышу. Довольно печально. Мне двадцать шесть лет, а смех во мне уже умер. Возможно, с этим мужчиной мне удастся его воскресить.
Кадотт перебрал стопку бумаг — распечаток страниц из всемирной паутины.
— Что бы мы делали без интернета? — пробормотала я.
— Много работали. За час я могу отыскать там больше, чем за неделю в библиотеке. Ага! — Он выхватил листок из середины кипы. — Взгляни на это.
Положив рядом два листа, он придвинул их ко мне поближе. На двух распечатках были изображены два древних худых существа с длинными клыками и еще более длинными когтями.
— Мачи-овишук, — прошептал он.
Снаружи зашелестели деревья, и внезапно в открытые балконные двери подул ветер. Но Кадотт успел положить ладонь на бумажные листы, словно ожидал порыва.
Ветер стих так же внезапно, как и начался.
Ладно. Это было странно.
Я посмотрела на профессора, но он не казался встревоженным из-за ветра. Вместо этого он хмуро разглядывал рисунки.
— Не помню, чтобы видела это. — Я указала на мачи-овишук.
— Я рассмотрел самые мелкие из них под лупой. Оно там. Поверь мне на слово.
Поверю. Пока он не уйдет, и я не раздобуду лупу, чтобы удостовериться лично.
— И поверь мне на слово еще в этом. — Он придвинул ко мне еще один лист.
Мурашки пробежали по позвоночнику от шеи до поясницы. Мачи-овишук был уродливым, но, учитывая обстоятельства, от этого создания бросало в дрожь.
Тело у него было наполовину волчье, наполовину человеческое.
— Это еще, черт возьми, что такое?
— Волчий бог.
Рисунок был наглядным, обнаженный мужчина впечатлял — стройный и мускулистый — само совершенство, если не считать лап, растущих там, где должны быть кисти и ступни. Сзади торчал хвост, а на голове — уши. Вместо волос у него был мех, а то, что некогда было ртом и носом, превратилось в морду.
