Папка на самом деле ждал в боксе, скромно сидя на стуле и подпирая рукой подбородок. Витька сдержанно, с каменным выражением лица поздоровался, строя из себя обиженного. Александр Игоревич прокашлялся, поправив накинутый на плечи белый халат.
— Чего дуешься?
— Ничего, — буркнул Витька.
— То есть я могу уходить? Значит, я потратил деньги на еду, фрукты, соки, а ты отправляешь меня домой? Выгоняешь? — отец хитро сощурил глаза, якобы намереваясь уйти. Виктор невольно поменялся в лице, услыхав о еде, и глаза его в испуге забегали. Он так долго мечтал о съедобной передачке, что не мог вот так по собственной глупости допустить её исчезновение. Родитель на это торжествующе рассмеялся.
— Ладно, прощаю на первый раз. Принимай гуманитарную помощь, обиженный и оскорбленный. И чтоб больше отцу по телефону не хамил!
— Понял-понял, — обрадованный, мальчишка сел на кровать, первым делом запустив руку в кулёк с грушами. — Что там мама?
— Всё причитает, — Александр Игоревич вздохнул. — Должно пройти время, и всё наладится само собой. Ты сейчас не должен волноваться из-за этого, ты вообще сейчас не должен волноваться.
— А я иылсь… — Витька хотел сказать: «А я и не волнуюсь», но рот, набитый грушей, ослушался хозяина.
— Кушай-кушай. Я тебя понял, — родитель заботливо протянул вафельное полотенце с цветочками. — Мордень вытри, поросёнок малой.
Виктора перекосило. Отцовская сюсюкающая фраза резко выцедила из него хорошее настроение. Ну что за обращение «поросёнок» ко взрослому человеку? Так сиделки разговаривают в домах престарелых, а не родители с детьми-подростками. Витьку чуть не стошнило от собственного обличья: он, сильный парень, забывший, что такое жаловаться, уже сто лет назад, вдруг почувствовал себя немощной старушкой. Перед глазами снова встал назойливый образ Аркашки, преследующий его последние несколько дней. Витя со злостью зашвырнул огрызок груши в мусорное ведро.
— Вот только этих телячьих нежностей не надо! — сказал он родителю, повысив голос.
— В чём дело? — не понял отец, заглянув мальчишке в глаза. — Я сказал что-то плохое? Или ты снова хамить взялся?
— Не надо делать вид, что не понимаешь! — напряжение внутри Виктора росло, и голос становился всё громче. — Да, я заболел, но это не значит, что я немощь и размазня! — парень резко отвернулся к окну. — Если ты пришёл тут ути-пути со мной, то не надо, не нуждаюсь! Ни в сочувствии, ни в жалости не нуждаюсь! Достаточно просто понимания, но от вас дождёшься! А остального — нет уж, спасибо, увольте. Я не доходяга какая-нибудь, чтоб тут ути-пути!
