По невольным рассказам Евсея я находился в курсе деятельности Табачника.
Дурковатый старик как-то зашел ближе к осени к Гутиным. И мало что зашел, так прямо под ручку с Довидом.
Евсея сразу отсекли, позвали Бэлку за собой в сарайчик на дворе и там шептались.
Евсей хотел проследить-послушать, но дети удержали своими приставаниями.
В конце августа Любочка, ввиду приближения холодов, выразила желание пошить себе новое платье.
Для наглядности примерила старое — то, что я по памяти считал вполне хорошим, — и говорит:
— Я тут случайно Лаевскую Полину Львовну встретила на базаре. То-сё, в общем, она мне сказала, что за полцены пошьет. Я, конечно, наотрез отказалась, но она заверила, что только из-за уважения к тебе. Мол, Лилечка Воробейчик была ей подруга и даже как сестра, а раз ты убийцу обнаружил, так она тебе по гроб благодарна и в знак признательности даст мне скидку. Прямо слезы у нее в глазах стояли, умоляла меня ей сделать одолжение. Представляешь, одолжение! Я! Ей!
Я не торопился с приговором ситуации.
— Ну? И что дальше.
— Так дальше я с тобой советуюсь. Про Лаевскую говорят, что она слишком жадная, а она вот как может. Ты считаешь, Миша, от чистого сердца? — Ответа моего Люба не дождалась, сама пришла к заключению: — От чистого, ясно. Со смертью не шутят.
Я сказал:
— При чем смерть?
Люба ответила:
— Ну, я для сравнения. Если просто, так человек может и неискренность проявить. А если в смерть, тогда язык не повернется. Может, согласиться? На скидку? Шить толком не у кого.
Я пожал плечами. Хоть имел в виду совсем другое. Не надо тебе, Любочка, видеться с Лаевской. Ни шить, ни скидать цену, ничего тебе с ней иметь не надо.
Но сказал:
— Шей. Жизнь налаживается. Нечего жидиться. — Выскочило плохое слово. Ну, не плохое — не советское, а так, слово как слово, но я запнулся. — Нечего экономить на копейках. Надо, чтоб не стыдно было перед людьми. Ты красавица. Это уродине еще можно в обносках. А тебе — нельзя.
Люба просияла. Кинулась к шифоньеру, выдернула с-под простыней отрезик бутылочного цвета.
Показывает мне в нос:
— Смотри. Я давно купила. — Развернула, покрутила туда-сюда шиворот-навыворот. — Шерсть. На базаре. Материя довоенная. Или трофейная. Недорого. А если еще скидка — тогда совсем почти даром.
Я для ее удовольствия пощупал материю. Хотел даже погладить, но понял, что не надо. Руки дрожали.
— Хорошая. Ноская. И не маркая.
Люба пошла к Лаевской и принесла оттуда следующее.
Полина Львовна спрашивала, как у меня дела на работе. Или не переводят меня куда-нибудь на район. Как раз тогда часто бывало, что районные отделения милиции укрепляли за счет областных кадров. Говорила также, что если ушлют в глушь, то квартиры не увидим. Там и застрянем. А у нее связи. Может замолвить кое-что.
